Энджелл, Перл и Маленький Божок - [26]

Наступило утро, и ее уверенность в том, что он хотел ее изнасиловать, оказалась несколько поколебленной. Девушка, обыкновенная порядочная девушка, воспитанная в Англии, рассматривает себя как личность, которую нельзя осквернить, которую охраняет общество и которая сознает свои права. Каковы ее моральные качества, не имеет в данном случае никакого значения; она все равно «охраняется», если так можно выразиться, пока сама не выберет кого захочет. Перл читала множество сообщений в газетах о «Нападении на медицинскую сестру в поезде» и т. д. и даже получала удовольствие от чтения этих статеек — это вносило в новости какое-то разнообразие, но она не представляла, что подобное может случиться с ней самой. Теперь, при свете дня, она принялась раздумывать над тем, уж не слишком ли она забила себе голову всякими газетными происшествиями, может быть, зря поддалась панике, без надобности поставила себя в глупое положение.

Но сомнения не давали ей покоя. Ее невозмутимость как рукой сняло. Жизнь за какие-то полчаса показалась ей грязной и таящей множество опасностей. И за это короткое время она утратила не только уверенность в своей безопасности, но и в какой-то мере уверенность в себе.

Бог, или Маленький Божок, или Всемогущий Бог, как бы он себя ни именовал, не выходил у нее из головы, и она ничего не могла с этим поделать. Его красивая голова, глубоко сидящие темные глаза — жадные, полные огня, дикие глаза, — его прекрасное тело, в котором так все гармонично и слаженно, покрытые мягкими волосами ноги, гладкая смуглая кожа. И руки, пальцы, сильные, хищные, бесстыдные пальцы, ощупывающие ее тело, с молниеносной быстротой расстегивающие ее одежду, ласкающие ее грудь, сжимающие ей горло.

Твердые, как железо, пальцы опаснее во сто крат, чем железо, потому что они не только наносят рану телу, они ранят нечто и в душе.

Рэйчел была всегда слишком занята домом, слишком погрязла в быте, слишком неорганизованна и слишком привязана к своим детям, чтобы уделять внимание Перл, но вечером пришел с работы отец, посмотрел на дочь и послал за доктором Спуром, который явился часа через два и сказал, что у Перл высокая температура и воспаленное горло, и предписал ей два дня лежать в постели. Это была катастрофа, потому что следовать предписанию врача — значило сорвать полет в Женеву ранним утренним рейсом в субботу.

После ухода врача отец вошел к ней в комнату поговорить. Мистер Фридель был невысокого роста — свой высокий рост Перл унаследовала от матери, — но вся семья считала, что наружность у него внушительная; прекрасный свежий цвет лица, уже начинавшая седеть небольшая бородка клинышком; весь его облик дышал достоинством. Перл считала, что он выглядит крупным финансистом, врачом-хирургом или даже дипломатом. Он всегда во всем отличался аккуратностью, держался спокойно, сдержанно, всегда был тщательно одет. Перл часто видела, как он в летний вечер шел по улице — ладный почтенный мужчина, весь подтянутый, — и всегда с радостью сознавала, что этот видный мужчина ее отец, но при этом недоумевала, почему он всего только помощник бухгалтера.

Выкурив небольшую сигару, мистер Фридель сказал:

— Ты где-то поранила себе шею, Перл?

— Шею? А, это пятно. Похоже на синяк, правда? Не знаю, откуда он у меня.

— С кем ты гуляла вчера вечером?

— С двумя подружками из нашего магазина. Они проезжали на машине и захватили меня с собой.

— Доктор Спур спросил меня, не перенесла ли ты какое-нибудь потрясение?

— Что?.. — Она засмеялась, но от смеха ей стало больно и она замолчала. — Вот если я не улечу на самолете в субботу — это будет для меня самым ужасным потрясением.

— Рэйчел сказала, что твои туфли были в грязи.

— Мы поужинали в ресторане в Челси, а потом поехали прокатиться через Кестон. Там мы немного прошлись. Вечер был чудесный.

Он сложил на груди руки и внимательно посмотрел на дочь.

— Я не хочу быть излишне любопытным, но, думаю, ты меня простишь. Тебе еще только девятнадцать, и так как матери твоей нет в живых… Порой приходится за тебя волноваться.

— Все в порядке, папочка. Не беспокойся.

Он прищурился и своими старчески-близорукими глазами обвел комнату.

— Как жаль, что у тебя нет брата такого же возраста, кого-нибудь, кто бы мог за тобой присматривать в компании. Была бы жива твоя мать…

Они помолчали. Он сказал:

— Порой мне кажется, у нас тут неподходящее соседство.

— Соседство? А что в нем плохого?

— Так, ничего. В своем роде даже неплохое. Почтенные люди. Только тут тебе не с кем встречаться. Взять хотя бы эту твою поездку — в Зерматт. Молодые клерки, электротехники и прочий народ. Хотелось бы кого-нибудь получше.

Интересно, что бы он сказал, если бы увидел меня вчера вечером, подумала Перл.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего. А что?

— Ты вдруг покраснела.

— Это, наверное, из-за температуры. Нет, серьезно, папа, ты должен уговорить доктора Спура позволить мне лететь! Ничего со мной не случится. В конце концов, это ерунда — красное горло и жар. Вот доберусь до Зерматта, и все как рукой снимет. А если я не улечу этим рейсом — это будет хуже всякого бедствия.

— А вдруг ты совсем разболеешься — вот уж действительно будет бедствие. — Он встал, потеребил бородку и снова взглянул на дочь. — Посмотрим. Лыжи требуют усилий, можно и перегреться, и промерзнуть. Ну, посмотрим. Может, завтра тебе станет лучше.