Энджелл, Перл и Маленький Божок - [129]

Что касается Уилфреда, то всякий раз, вернувшись домой и найдя ее на месте, он облегченно вздыхал, хотя старался не выказывать своих чувств. Он со стыдом вспоминал, как унижался во вторник вечером. И старался выкинуть это из памяти. Если она вдруг объявит теперь об уходе, у него хватит сил вынести это, убеждал он себя, и с каждым днем, поскольку она оставалась с ним, его решимость крепла. Пройдет месяц, и ему вообще будет трудно поверить, что он когда-то пошел на столь малодушную уступку. А по прошествии нескольких дней, здраво поразмыслив, он уверился в том, что она просто ловко его обвела, обрушив на него свои обвинения и игнорируя все то, в чем он уличил ее. Женщина, виновная в адюльтере, не вызывает особой симпатии даже при современной свободе нравов. Он имел полное право дать ей развод и выдворить вон без единого пенни. Его собственные ответные действия выглядели бы лишь актом возмездия, заслуженной карой. Он глубоко негодовал на себя за то, что женщина вдвое его моложе сумела наглостью в открытом единоборстве взять верх над таким мужчиной, как он.

Все эти доводы казались ему особенно убедительными, когда он находился в конторе, обложенный розовыми и зелеными папками с документами. Но в ее присутствии весы правосудия пугающе перевешивали в другую сторону, напоминая о том, чего он может лишиться. Ее прекрасные ноги, которые она не стеснялась показывать, ее стройные округлые руки, нежный лоб и щеки, шея и грудь, сияющие голубые глаза и длинные белокурые волосы. Как несправедливо, что ее природные прелести до такой степени способны были нарушить осмысленное, спокойное течение его жизни.

Со вторника он не обедал дома, а в пятницу явился домой, явно показывая, что голоден, и Она зажарила ему кусок свинины и подала несколько сортов сыра. Как и завтраки, обед проходил в полном молчании, нарушаемом лишь звяканьем посуды. После обеда он сел у камина с сигарой и стаканом портвейна, а она занялась мытьем посуды. Вернувшись в гостиную, она заметила, что он читает «Боксерские новости», купленные ею сегодня. Он поднял голову, заметил ее взгляд и смущенно проговорил:

— Они высоко отзываются о Брауне, или о Воспере, они о нем высоко отзываются в этой вашей газете. Значит, поражение не причинило ему большого вреда. Он должен быть благодарен — получил возможность выдвинуться.

Она ответила, повторяя Годфри:

— Сломанный нос, восемь швов на щеках, два на лбу, сотрясение мозга, только и всего. За это, несомненно, стоит благодарить.

Энджелл уронил газету на пол и отпил глоток портвейна. Он упустил из виду, что ему не следует касаться этой темы чем дольше, тем лучше. Говори о чем угодно. Хвали ее платье, ее кулинарные способности, ее прическу. Он не должен рисковать своим будущим. Но теперь тема была затронута, вскрыта, словно вена. Теперь слабый аргумент Энджелла грозил перейти в сильное кровотечение.

— Я с ним вчера виделась, — сказала она.

Страх и ненависть душили его, но он упрятал их поглубже, чтобы они не обнаружились.

— Он в больнице Бетнал-Грин, — продолжала она.

— Этого следовало ожидать.

— Чего?

— Того, что вы к нему пойдете.

Она налила себе портвейна. Она не любила портвейн, слишком сладкое, приторное вино — символ обеспеченного существования.

— Ему все известно. О вашей договоренности с Джудом Дэвисом.

Стало так тихо, что было слышно, как в ванной пробили десять старинные французские часы из золоченой бронзы.

— Ничего не понимаю. Вы все придумываете. Что вы ему сказали?

— Ничего. Сделала вид, что ничего не понимаю. Но он все знает или догадывается, как и я. Он сказал, что рассчитается с вами обоими.

Энджелл поставил стакан на стол. Его сигара тлела в пепельнице.

— Я никогда не встречался с Дэвисом, не знаю даже, как он выглядит. Просто Браун страдает манией преследования. К тому же, как это он может с нами рассчитаться? Так вы, кажется, выразились?

— Мне кажется, тем же способом, что и вы с ним, — с издевкой заметила Перл.

Лицо Энджелла побледнело. Словно кровь вдруг схлынула в другое место, где в ней была большая нужда. Он застыл на своем стуле.

— Что за абсурд, — храбро заявил он. — Мы живем в цивилизованном обществе.

— Неужели?

— Человека могут отдать под суд за одни лишь угрозы. В некоторых случаях за угрозы могут даже отправить в тюрьму. Брауну следует выражаться поосторожней.

— Я ему так и сказала.

— Сказали, чтобы он был поосторожней?

— Да.

— И что он ответил?

— Не обратил никакого внимания. Абсолютно никакого.

Снова наступило молчание, часы в гостиной тоже пробили десять. Новая, внезапно возникшая опасность связала ему язык. Ему самому, а не его собственности угрожает физическая опасность. Что-то невероятное.

— Разумеется, это ерунда, — уверенно сказал он. — Пустые слова.

— Я тоже так думаю.

— Но и в пустых словах видна его зверская натура.

— А разве мы все не звери? — спросила Перл.

У них были билеты на концерт в Альберт-Холл в воскресенье, но она отказалась идти. За полчаса до концерта он отправился туда и попытался продать билеты. Это ему не удалось, и он сам пошел на концерт, Чтобы хотя бы не терять один билет. Когда концерт окончился, на улице уже стемнело, и он взял такси и поехал домой. Он не знал, давно ли Годфри вышел из больницы. Но понимал, что теперь ему, видимо, долгое время придется ездить домой на такси.