Эндшпиль Маккабрея - [23]
Мой папа был не таков.
Сон порой заменял для меня этого мифического человека: я зачастую просыпался успокоенный, получив добрый совет, — тревоги улеглись, долг ясен.
Но на этот раз я проснулся не отдохнувшим и без хороших новостей. Не было никакого удобного ощущения, что теплая твидовая рука была на моем плече. Лишь застарелая боль от джина в основании черепа и смутный привкус собачьих испражнений во рту.
Помню, я сказал:
— Хей-хо, — слушая, как суетится в стакане «алка-зельцер». Попробовал испытать на себе воздействие чистой рубашки и умытого лица; стало чуточку лучше, но различные прыщики мелких хлопот по-прежнему гноились. У меня выработалась нелюбовь к совпадениям, и я не выношу умненьких молоденьких американских полковников, особенно если военная форма им не по фигуре.
В те дни я был довольно веселым, беззаботным парнем, всегда готовым принять небольшое несчастье только ради удовольствия ловко с ним справиться. Так что я волновался, что буду волноваться, если вы понимаете, о чём я. Ощущение неминуемой кончины должно преследовать тех, у кого запор, а у меня вообще-то оного не наблюдалось.
Когда я возник на пороге комнаты уединения, Джок протянул мне жёсткий конверт: его доставили, пока я спал. Рассыльного Джок обрисовал лишь как «длинный потёк мочи в котелке». Джок недрогнувшей рукой предложил ему на кухне пинту пива, и та была отвергнута с некоторой бестактностью.
Автор письма — суда по всему, помощник личного секретаря чьего-то ещё постоянного под-секретаря или кого-то вроде — утверждал, что им получены инструкции предъявить мне требование (или наоборот, я уже забыл) явиться в Кабинет 504 одного из новых правительственных кварталов поуродливее в 10.30 следующего утра и там встретиться с неким мистером Л. Дж. Присядом.
А у меня, надо заметить, лишь два основных правила ведения собственной жизни, как то:
Правило А: Мои время и услуги — в полном распоряжении клиента в любое время дня или ночи, и никакие хлопоты не велики, если можно послужить интересам других людей.
Правило Б: С другой стороны, трахни меня в мозг, если на этот счёт мне попробуют трахать мозги.
Я протянул записку Джоку.
— Это недвусмысленно подпадает под действие Правила Б, не правда ли, Джок?
— Напрочь подпадает, мистер Чарли.
— Там указано десять тридцать?
— Ну.
— Стало быть, разбуди меня в одиннадцать.
— Ладно, мистер Чарли.
Воспрянув духом от такого проявления индифференции, я прошелся до «Вирасвами» и глубокомысленно набил себе утробу барашком с карри и «чапати» с маслом. Изумительно одетый швейцар, как обычно, отдал мне изумительно военную честь в обмен на самую сверкающую полукрону, что я только обнаружил у себя в кармане. Почти даром. Когда у вас депрессия, ступайте и найдите себе того, кто отдаст вам честь.
Карри, по моему ограниченному опыту, — такое вещество, от которого женщинам немедля хочется лечь в постель и предаться любви; мне же после него хочется лечь в постель и сбросить с желудка тяжесть. Удивительно тяжеловесное вещество это карри.
Я многострадально довлачил свою ношу до постели, и Джок принёс мне виски с содовой, чтобы охладить кровь. Некоторое время я почитал «Нищету историцизма» Карла Поппера, [64] после чего уснул и видел уклончивые виноватые сны о пенджабских полковниках в охотничьих войлочных шляпах.
Охранная сигнализация сработала в три часа ночи. Если мы дома, работа её принимает форму тихого хныканья, настроенного на угрожающую частоту, которое звучит в обеих спальнях, обеих ванных, гостиной и сортире Джока. Она замолкает, едва мы оба нажимаем кнопку, — чтобы мы оба знали, что бодрствуем. Я нажал свою, и сигнализация немедленно заткнулась. Я выдвинулся на предназначенный мне пост — к креслу в самом тёмном углу спальни, — предварительно сунув диванный валик под одеяло, чтобы сымитировать спящего Маккабрея. Над креслом развешана памятная коллекция античного огнестрельного оружия, и один из экспонатов — двустволка 8 калибра, изготовленная Джо Мэнтоном: [65] правый её ствол заряжен мельчайшей дробью, левый — шариками от подшипников. Старомодный шнурок звонка под ней освобождает захваты, которыми ружье крепится к стене. Моя задача — таиться там в неподвижности, наблюдая за дверью и окнами. Джок тем временем проверяет коммутатор сигнализации и выясняет, где её привело в действие, после чего размещается у чёрного входа, где отрезает пути к отступлению и при необходимости следует за незваным гостем наверх к моей комнате. Итак, я таился в мёртвой тишине, нарушаемой лишь бременем карри, ворочавшегося у меня внутри, подобно носкам в стиральной машине. Очень трудно бояться, стискивая дробовик 8 калибра, но мне удавалось. Такого, видите ли, вообще не должно было происходить.
Спустя вечность-другую сигнализация коротко бибикнула — сигнал спускаться. Пропитавшись жутью по самые жабры, я прокрался на кухню, где у двери обнажённой тенью маячил Джок, поигрывая в руке 9-миллиметровым «люгером». На коммутаторе по-прежнему неистово мигал фиолетовый огонёк, отмеченный «ПАРАДНАЯ ДВЕРЬ». Парой резких кивков Джок наметил нашу тактику: я скользнул в гостиную, откуда просматриваются прихожая и парадная дверь, а Джок неслышно отодвинул засовы чёрного хода. Я услышал, как он выпрыгивает в коридор, — и тут он позвал меня, тихо и настойчиво. Я пробежал сквозь столовую, в кухню, в дверь. В коридоре стоял один Джок. Я проследил за его взглядом до индикатора лифта: тот говорил «5» — мой этаж. В тот же миг мотор лифта заурчал, и пятёрка погасла, а Джок ринулся к верхней площадке лестницы и пропал внизу, едва ли издав хоть звук. Видели б вы Джока в действии — зрелище вводит в робость, особенно если он голый, как тогда. Я пробежал полпролета вниз, пока не удалось заглянуть в лестничный колодец: Джок занимал позицию в цоколе, двери лифта попадали в сектор его обстрела. Через секунду или две он подскочил и скрылся где-то в тылах; я не сразу понял, что лифт, должно быть, уехал в подвал. Я кубарем скатился, позабыв о страхе, подобрался лишь до третьего этажа, когда мимолетный взгляд на индикатор подсказал мне, что лифт поднимается снова. И вновь я припустил наверх, в конце концов прибыв на пятый этаж прискорбно запыхавшись. Индикатор замер на тройке. Я ворвался в квартиру, ввалился в гостиную и упал на колени перед консолью проигрывателя. Кнопка у него внутри связывалась с караулкой «Держи-Вора» — я просто истосковался по этим громилам.
