Энциклопедия для дошколят - [2]

— Не могу я все в терему сидеть, хоть бы по саду прошлись, тоску развеяли...

Надела царица белый шелковый сарафан, повязала белый шелковый платок, обула красные сапожки и с сестрой в сад пошла. В саду цветы — не налюбуешься, в саду яблоки — не наешься, в саду воздух — не надышишься. А старшей сестре все не так, все плохо. И цветы не ярки, и яблоки горьки, и воздух худой. Пристала она к царице:

— Выйдем да выйдем за ограду, там ручей течет, хрустальная вода льется.

Подошли они к ручейку.

— Солнце палит, — сестра говорит, — водица студеная так и плещет. Умой свое белое личико.

Наклонилась молодая над ручьем, а сестра ударила ее между плеч и говорит:

— Плыви по воде белой уточкой!

И поплыла царица по ручью белой уточкой, белой уточкой, красные ножки. Взволновался ручей, забурлил ручей, с цветов роса посыпалась — злое дело видят, а сказать не могут.

А сестра побежала ко дворцу, затужила, закричала, всему миру поведала: утонула, дескать, царица в прозрачной воде!

Потужили люди, поплакали, а делать нечего. Зажила сестра во дворце хозяйкой. У нее люди не ходят, а бегают, не едят, не спят, коровы — непоеные, лошади — в мыле. Тут царь вернулся; рассказали ему про горе; он затужил, запечалился, на свет глядеть не хочет, все царицу-березку вспоминает.

А белая уточка на хрустальном ручье слезы льет. От тех слез набух ручей, разлился ручей, побежал за ограду, по царскому саду. По ручью белая уточка плавает, а за ограду не идет.

Вот к весне сделала уточка гнездышко, снесла три яичка, вывела деточек. Да не утят-гусят, а трех ребят: старшие ребята — все в отца — и крепки, и сильны, и на ножки резвы, а младший — тихонький да слабенький, мамушкин запазушник. Они днем ребятами бегают, вечерами — лебедятами плавают. Вот уточка их растила, кормила, поила, вырастила до трех годов.

Стали ребятки по реченьке ходить, золотую рыбку ловить, лоскутья сбирать, кафтанчики сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок за царскую ограду. Белая уточка не велит им за ограду ходить:

— Не ходите туда, детки: будет нам большая беда!

Ну, а детки ее не послушались: нынче поиграли на травке, завтра попрыгали на муравке, да и забежали на царский двор. Злая сестра увидала их — сразу узнала: два мальчика на отца похожи, а один — на мать.

Прикинулась она ласковой, зазвала ребяток в царские палаты, напоила-накормила, спать уложила, на замок заперла. А сама велела разложить костры, наточить ножи, вскипятить котлы.

Только вечер сделался — скинулись ребята лебедятами. Двое старшеньких — головы под белое крыло и спят крепким сном, а мамушкин запазушник не спит, глаз не закрывает, все слушает.

Вот хозяйка к двери подошла, послушала:

— Спите вы, детки, али нет?

А запазушник в ответ:

— Мы не спим, не спим, думу думаем: костры горят, котлы кипят, ножи точат на наши головы.

— Спать надо, ночь на дворе.

“Не спят”, — хозяйка думает.

Походила — походила, по двору побродила и опять под дверь:

— Заснули, детки, али нет?

А запазушник в ответ:

— Мы не спим, не спим, думу думаем: костры горят, котлы кипят, ножи точат на наши головы.

— Спать надо, ночь на дворе.

А запазушника и так сон клонит, глаза закрываются, под крыло головушка просится. Вот и он заснул.

Подошла хозяйка к дверям, спрашивает:

— Детки, спите ли?

Молчат.

— Спят, — говорит.

Вошла хозяйка, лебедяток захватила, им шейки свернула, на двор лебедяток бросила. Царь видел, ничего не сказал. Думал, что на поварню лебедей жарить привезли.

Поутру белая уточка зовет своих малых детушек, а их нет как нет. Зачуяло ее сердце беду, встрепенулась она и полетела на царский двор.

А царь тем часом у окна сидел, на двор глядел. Прилетела на двор белая уточка. Видит — белы, как платочки, холодны, как ласточки, лежат детки ее рядышком. Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила, материнским голосом завопила:

Кря-кря, мои деточки,

Кря-кря, лебедяточки,

Я слезою вас выпаивала,

Темную ночь не досыпала,

Сладкий кусок не доедала...

Кто вас, милые, подбил?

Встрепенулся царь:

— Сестра, сестра, слышишь небывалое? Уточка над детками стонет, человечьим голосом приговаривает.

— Это тебе, братец, чудится. Велите, няньки, слугам утку со двора согнать.

Стали слуги утку гнать, а она в небеса взлетит да опять к лебедятам кинется. Сама плачет, сама приговаривает:

Кря-кря, мои деточки,

Кря-кря, лебедяточки,

Погубила вас злая сестра,

Злая сестра, подколодная змея.

Отняла у вас отца родимого,

У меня взяла мужа любимого,

Потопила нас в быстрой реченьке,

Обратила нас в белых уточек,

А сама живет-величается.

Выбежал тут царь во двор, стал уточку ловить. А она от него не летит, сама ему в руки бежит. Взял он ее за крылышко, взмахнул над головой:

— Стань, белая береза, за мной позади, а красная молодица — передо мной впереди!

Бросил он уточку наземь, и стала белая береза у него позади, жена молодая у него впереди. В белом шелковом сарафане, в белом шелковом платке, в красных сапожках. Обрадовался царь, бросился ее обнимать-целовать, а она горько плачет, в голос рыдает:

— Ой, беда, мой любимый муж: то не белые лежат лебедятки, то родимые лежат твои ребятки — трое сыновей, трое родных детей.