Эмоции: великолепная история человечества - [81]
Поднявшись на трибуну стадиона Райса в 1962 году, Кеннеди дал, возможно, самое амбициозное с точки зрения науки обещание в истории. Первым человеком на Луне должен был стать американец. Чего бы это ни стоило. Кеннеди сказал:
Да, мы решили покорить Луну. Мы отправимся туда уже в этом десятилетии. Эта цель, как и другие цели, что мы ставим перед собой, не из легких, но тем лучше… Мы с радостью принимаем этот вызов и не собираемся медлить. И мы рассчитываем только на победу![316]
Для Кеннеди гонка к Луне превратилась в нечто большее, чем вопрос технологического превосходства. Для него это соревнование стало битвой добра со злом. Он мечтал, чтобы Америка водрузила на Луне «знамя свободы и мира» до того, как СССР сможет поднять там «враждебный флаг». Конечно же, ненавистные Советы хотели попасть на Луну, чтобы оккупировать ее и завладеть ею. Они хотели вести свою коммунистическую экспансию и в космосе — по крайней мере, так благодаря Кеннеди считал в то время среднестатистический американец. Кеннеди сознательно переплетал в сознании людей любовь к Соединенным Штатам с ненавистью к врагу. К сожалению, до высадки человека на Луну он не дожил. Джон Кеннеди был убит за шесть лет до того, как его мечта стала реальностью.
В любом случае в 16:17 по североамериканскому восточному времени 20 июля 1969 года, в момент, когда миллионы людей по всему миру собрались у телеэкранов, участники миссии «Аполлон-11» выполнили обещание Кеннеди. После путешествия длиной в 384 тысячи километров, занявшего чуть более четырех дней, американцы высадились на Луне. Несмотря на ощущение, что весь мир разделил этот момент с ними, наибольшее влияние высадка на Луну оказала на Америку. Она вызвала всплеск гордости и любви к Соединенным Штатам. Восторги лились со страниц американских газет и из уст политиков. Газета The New York Times окрестила это «исполнением многовековой мечты», а президент Никсон заявил, что «этот день должен стать предметом величайшей гордости для каждого американца»[317]. Высадка на Луну, пусть и короткая, позволила достичь того, к чему стремился Кеннеди. Это был не просто технологический прорыв, а момент, еще больше вдохновивший американцев на исполнение целей, которые президент ставил перед нацией.
Почему Кеннеди был так зациклен на полете на Луну? Представьте: середина 1950-х, чудесное утро. Возвещая его наступление, привычные силуэты нью-йоркских зданий виднеются на фоне горящего шара восходящего солнца. Резкие, угловатые черные тени пересекают улицы и здания, крыши, парки и скверы. Этим утром солнце взошло быстрее обычного. Как-то неестественно. Не лениво выползло из-за горизонта. На этот раз темнота мгновенно сменилась ослепительной вспышкой, за которой прокатилась раскаленная волна. Величественный, казалось, вечный горизонт города рушился на глазах. То было не солнце и не рассвет. То был жар ядерной бомбы — началась атомная война. Улицы Нью-Йорка опустели. Журналист Джон Лир так описал этот день:
Дети плакали, женщины кричали, то тут, то там сквозь всю эту суматоху прорывались мужские голоса. С грохотом, который сотряс окрестности, ниже по реке два огромных газовых резервуара выбросили пламя, точно римские свечи. За рекой, на Ньютаун-Крик, полыхали склады пиломатериалов. Однако страшнее всего было то, что он увидел дальше, по направлению к Чайна-тауну. Огромные пурпурные и розовато-коричневые волны пронеслись над крышами города. Высотой в сотни футов, они вздымались ввысь, как бурное море. Это были обломки кирпичных домов. А из-под этих волн зловеще светил красный огонь[318].
Конечно, ни то, что описывает Лир, ни то, что описал я, никогда не происходило. Нью-Йорк никогда не подвергался ядерной атаке. Все детали позаимствованы из рассказа, опубликованного в журнале Collier’s всего через год после того, как Советский Союз испытал свою первую атомную бомбу в 1949 году. Это была далеко не последняя попытка представить последствия атомного удара.
Я хорошо помню фильм «Нити» 1984 года[319]. В нем показаны реалии ядерного конфликта, хотя выживших оказывается больше, чем ожидаешь. Этот фильм казался мне особенно страшным, потому что действие происходило в моем родном Шеффилде, в Англии. Сцена, где городская ратуша разлетается на куски, приводила юного меня в абсолютный ужас. Да что там, до сих пор приводит. И в этом я не одинок.
Почти любой, кому довелось жить в период холодной войны, жил пусть в небольшом, но постоянном страхе. Американским элитам было об этом известно. Они искали способ унять страх и положить конец тому, что они называли «проблемой паники». Если американцы и их союзники так боялись ядерной войны, они могли бы выступить за ядерное разоружение. Однако подобного нельзя было допустить. Политикам казалось, это все равно что передать весь мир в руки врагу. Требовалось взять под контроль эмоции. Совладать с чувствами. Безусловно, знание о том, что Советы — в отличие от американцев — могут запускать в космос аппараты, способные в любой момент упасть вам на голову, не помогало бороться с паникой.
Космическая гонка была порождением двух фронтов холодной войны. На первом две сверхдержавы запугивали друг друга жуткими ядерными бомбами и стремились продемонстрировать свое технологическое превосходство. Второй фронт был эмоциональным. В 1954 году американский психолог Говард Лидделл писал: «Примитивная сила человеческих эмоций страшнее и разрушительнее той, что высвобождается при ядерном распаде. Кто может сомневаться в том, что эмоции — центральная научная проблема нашего времени?»
