Эмоции: великолепная история человечества - [32]
Однако для османских солдат, пробивающихся сквозь его ворота, Константинополь имел глубочайшее символическое значение. Исламские войска атаковали его не впервые. Первая попытка была предпринята в 678 году, когда Муавия I, халиф династии Омейядов, намеревался взять город, однако в процессе потерял воинов, близких к пророку Мухаммеду. Даже отец Мехмеда II, Мурад II, пытался пройти за городские стены, осадив их в 1421 году. Но ему пришлось оставить попытки, когда в других частях империи начались беспорядки. Хотя их противнику вроде бы везло, среди османов была сильна вера — или мысль, или ощущение, — что Константинополь имеет особое значение для Аллаха и сам Бог желает, чтобы город покорился исламу. Для османов Константинополь был «вратами к процветанию». Для сына Мурада он был незавершенным делом.
Проходя по лагерю, он услышал, как праведные мужи произносят имена сподвижников Мухаммеда, погибших в 678 году. Он также заметил, что те, с кем он сталкивается, все чаще повторяют один хадис[151]. Он звучал так:
Пророк, мир ему и благословение Аллаха, спросил: «Слышали ли вы о городе, часть которого располагается на воде, а часть — на суше?» Люди ответили: «Слышали, о Посланник Аллаха». Тогда он сказал: «Судный час не наступит до тех пор, пока семьдесят тысяч потомков Исхака не завоюют этот город. Они подойдут к нему и остановятся. Они не станут сражаться с оружием в руках и стрелять из лука. Они скажут: «Ля иляха илляллах! Валлаху акбар!»[152] — и разрушится одна часть крепостных стен. Затем они во второй раз скажут: «Ля иляха илляллах! Валлаху акбар!» — и разрушится другая часть крепостных стен. Затем они в третий раз скажут: «Ля иляха илляллах! Валлаху акбар!» — и откроется дорога перед ними. Они войдут в город и захватят богатую добычу[153]>, [154].
Хадис, вероятно, был написан специально для наступления на Константинополь. Но это не имеет значения. В его духе чувствуется, что занимало умы солдат в ту ночь. Для них, как и для султана, взятие Константинополя означало не только возможность продемонстрировать всю мощь Османской империи при Мехмеде II. Это был акт служения Аллаху, призванный заслужить его любовь и милость. Все они были движимы глубоким эмоциональным порывом, чьи корни уходят на 843 года в прошлое, в самое сердце Корана. Их вел страх, но страх не дурной. А такой, что способен вдохновить на великие свершения.
Согласно современной науке, страх возникает, когда разные участки мозга — прежде всего группа клеток, называемая миндалевидным телом, которая находится в его основании, — воспринимают угрозу. Миндалевидное тело — составляющая наиболее древней, способной реагировать без предварительных размышлений части человеческого мозга, которую некоторые психологи обобщенно называют рептильным мозгом. В наши дни мало кто придерживается этой концепции, поскольку мозг, скорее всего, эволюционировал странным и сложным образом. Однако суть в том, что миндалевидное тело реагирует молниеносно. Иногда с такой скоростью, что вы замечаете эту реакцию, только когда она уже заставила вас подпрыгнуть или убежать.
Исследователи страха описывают эту эмоцию как «мотивированное состояние, вызванное специфическими стимулами, провоцирующими оборонительное поведение или бегство»[155]. Речь о желании драться, бежать или замереть. Но этим понятие страха не исчерпывается. Борьба, бегство и замирание не охватывают всего спектра поведения, которое мы связываем со страхом. Кто-то испугается, увидев мышь, и захочет ударить ее, убежать, застыть или вскочить на стул. Кто-то живет в постоянном страхе, что мышь может выскочить из-за любого угла, и такой страх варьируется от активной неприязни до полноценной фобии. Последняя, как правило, развивается в результате той или иной травмы и способна привести к так называемой сверхбдительности. Подобно страху, сверхбдительность может как спасти вам жизнь, так и, если выйдет из-под контроля, превратить ее в ад.
Страхи, связанные с фобиями, например панический, зарождаются в голубом пятне. Это участок в стволе мозга, вырабатывающий норадреналин — то же самое вещество, которое в соединении с дофамином вызывает привязанность. Это не значит, что любовь и паника тесно связаны. Не всегда. Несмотря на то что оба чувства могут вызывать дрожь, ощущение бабочек в животе и непреодолимое желание сбежать, норадреналин, выброшенный в связи с испугом, не смешивается с дофамином.
Подобно отвращению и любви, страх, вероятно, имеет эволюционное нейрохимическое происхождение, однако это в том числе и культурное переживание. Очевидно, есть вещи, которых боится почти каждый: сорваться с обрыва или заболеть чем-то неизлечимым. Однако страх довольно сложно облечь в универсальные термины. На каждого арахнофоба найдется тот, кто любит пауков (я) или даже держит гигантских тарантулов дома (не я). И хотя существуют довольно распространенные страхи, некоторые с удовольствием лазают по скалам.
Есть страхи, которые мы усваиваем благодаря культуре, воспитанию и образованию. Среди них не только страх перед адскими муками или инопланетным вторжением, но и куда более прозаичные, связанные, например, со здоровьем и базовым ощущением безопасности. Большинство из нас еще в детстве научились остерегаться движущегося транспорта. Во взрослом возрасте мы часто не представляем возможным перейти оживленную дорогу, соблюдая меры предосторожности. Но существуют культуры, где люди задорно переходят дорогу с куда меньшей опаской, так как не разделяют наш укоренившийся страх пострадать из-за движущегося автомобиля. Любой, кому доводилось бывать в Индии или садиться за руль в Италии, понимает, о чем я говорю. Возможно, страх, которому мы учимся, отличается от врожденного страха. Возможно, выученные страхи, как и любовь, представляют собой комплекс эмоций, состоящий из тревоги, панической боязни, сверхбдительности и искренней обеспокоенности тем, что заставляет нас испытывать страх.
