Эмманюэль Левинас: Путь к Другому - [46]

Сам Левинас пишет об этом различии:

Встречающийся мне объект постигается и конституируется мною, тогда как смерть предвещает событие, над которым субъект не властен, относительно которого субъект более не субъект²¹³.

Теперь мы подходим к кульминационному пункту в теории интерсубъективности Левинаса - к тому моменту в его работе, где он говорит о появлении собственно понятия Другого как субъекта.

Но эта ситуация, а именно: с субъектом происходит событие, а он не берет его на себя, ничего сам не может мочь, хотя некоторым образом к нему обращен, - есть отнесенность к другому встреча с лицом, одновременно открывающим и скрывающим другого. Другое, взятое на себя, есть Другой²¹⁴.

И ниже:

Представляется, что связь с будущим, присутствие будущего в настоящем совершается лицом к лицу с другим. Тогда ситуация лицом к лицу есть само свершение времени. Захват настоящего будущего - не акт (жизни) одинокого субъекта, а межсубъектная связь. Ситуация бытия во времени - в отношениях между людьми, то есть в истории²¹⁵.

Собственно в этих цитатах и заключена основная идея работы «Время и Другой». Что мы здесь имеем: одинокий субъект сталкивается с фактом смерти, в котором он имеет дело лицом к лицу с совершенно иным, что не находится в его власти. И автор заключает далее, что в собственном смысле слова Другое есть Другой. Проблема как раз заключается в осуществлении этого перехода, поскольку сжатые страницы «Времени и Другого» не дают развернутого ответа на этот вопрос. Можно это интерпретировать так, что выражение «лицом к лицу» (лицо относится к живому существу) дает повод к такому заключению. Но тогда мы остаемся во власти языковых игр. Однако наша речь в большей степени затемняет суть дела, чем проясняет ее. Хотя, если принять во внимание тезис Хайдеггера о языке как доме бытия, то в силу онтологичности данного утверждения, работа с языком оправдана и для онтологической методы Левинаса.

Итак мы имеем: тяготы относят к понятию смерти, перед которой мы лицом к лицу сталкиваемся с Иным в его абсолютном значении, которое в строгом смысле этого слова является Другим и указывает на плюралистичность актов-существования. Появляется время как таковое.

Я хотел бы просто довести до конца мысль Левинаса, и указать на некоторые ситуации, когда правомерность его рассуждений может быть поставлена под вопрос. Здесь я хотел бы сделать следующие замечания:

1. В любом случае мы обретаем только второе временное измерение - будущее, и речи не идет о прошлом, об истории субъекта. Тогда временное измерение остается неполным.

2. Жизнь необязательно, вернее не для всех без исключения, полна тягот физического труда и страдания. В этом физиологическом смысле лишений можно представить себе людей, которые лишены таких повседневных тягот. В соответствии с концепцией Левинаса у них может быть лишь запоздалое понятие о смерти, и тогда они не имеют представления об Ином-Другом, а, как следствие, их время жизни всегда настоящее. Тогда возникает вопрос: что, эти люди не-труженники не в состоянии получить представление об интерсубъективном мире?

II. Некоторые проблемы концепции Левинаса

Одним из серьезных затруднений в предлагаемом тексте Левинаса является то, что довольно сложно однозначно отождествить гипостазированную инстанцию, которая является моим Я. С одной стороны, Левинас говорит о сознании как разрыве в анонимном бытии и которому посредством света даны предметы этого мира. С другой стороны, речь идет о материальности субъекта, которая характеризуется как самовозвращение в самого себя, как занятость сами собой. Тут мы вправе задать вопрос о том, кто же является этим субъектом? Можно ли ставить терминологический знак равенства между такими категориями как сознание, субъект, материальный субъект в мире в теории Левинаса? Логично задать и следующий вопрос: какой Другой, в какой форме какому Мне противопоставлен: Другой как другое сознание или как материальное тело?

Кажется что мы находим ответ у Левинаса, когда он говорит об ассимитричности позиции Другого (это также отличает позицию Левинаса от позиции Гуссерля, у которого речь идет об ego и alter ego, и от Сартра с его равноценными позициями бытие-для-себя). Сама ассиметричность отношений проявляется двояким способом: 1) как неравенство (я богатый, другой - бедный); 2) в своем идеале как противоположность полов: мужскому противостоит ассиметричное иное женского. Тут возникают конкретные житейские вопросы: как быть, к примеру, с людьми с однополой ориентацией? Или с отшельниками? Все они лишены настоящего временного измерения и настоящих интерсубъективных отношений? Я утрирую ситуацию, однако пытаюсь опять-таки довести мысль Левинаса до ее логического конца. Основанием для такого моего подхода является то, что у Левинаса нет речи об универсальном трансцендентальном субъекте. Так можно было бы предложить, что материнство является универсальным общечеловеческим феноменом, позволяющем человечеству быть. И тогда мои замечания не имели бы смысла. Но ценность Левинасовской концепции как раз в том и состоит, что каждый субъект рассматривается в своей единичности, в смысле попытки выхода из своего одиночества. Кстати, упрек в безличности интерсубъективной категории «ман» неоднократно высказывали в адрес Хайдеггера. Такой безличности концепция Левинаса лишена. В случае отшельника речь как раз таки идет о конкретном бытии, полном тягот, за которое человек несет свою ответственность перед лицом смерти.