Эмма - [56]

— Мистеру Сесилу предложили приход, — поделился он с нами поразительной новостью. — Не знаю, что я буду делать без своего дорогого коллеги; но я рад, что его будущее обеспечено.

Намек, сдержанный, как того требовали обстоятельства, был мною понят: это предложение будет способствовать браку мистера Сесила и мисс Мейбл Уилкокс. Обратившись к Гаю, я объяснила, что мистер Рэндолф и помогавший ему мистер Сесил в течение нескольких лет готовили молодых людей к рукоположению, знакомя их с теоретическими и практическими сторонами предстоящего им поприща.

— У вас сейчас трое или четверо учеников? — спросила я мистера Рэндолфа.

— Трое у меня в доме — больше я не мог там разместить, — ответил он, — и еще двое квартируют в деревне. Все они надеются стать священниками в ближайший рождественский пост; а в новом году, если Бог даст, я начну занятия с пятью новыми.

— Я знаю, что эти труды радуют вас, — заметила я.

— Эта работа мне по сердцу, — ответил мистер Рэндолф, тепло прощаясь с Гаем. Ему явно было приятно сознавать, что мои пасынки в трудную минуту оказались рядом со мной. После его ухода Гай показал мне письмо своего кембриджского друга. Список возглавлял мистер Рэндолф, чья характеристика была выдержана в самых теплых тонах. Гай признался, что собирался обратиться к священнику, чье имя стояло в списке следующим.

— Почему же вы пропустили мистера Рэндолфа, Гай? Я уверена, никто не мог бы стать вам лучшим наставником. Он не понравился вам?

Гай улыбнулся с некоторой грустью.

— Понравился он мне или нет, не имеет значения. Вам не захочется, чтобы я жил совсем рядом с вашим домом.

— Я нисколько не возражала бы против этого. Нисколько. Я буду рада, если вы измените свой выбор.

Гай благодарно взглянул на меня.

— Но я не думаю, что мистер Рэндолф возьмет шестого ученика, особенно сейчас, когда его покидает этот… Седрик, Сирил, не помню его имени.

— Мистер Сесил? Но он же не уйдет немедленно, к тому же я предполагаю, что его место будет пустовать недолго. Шестеро или пятеро — это не так важно для мистера Рэндолфа. И ему не придется искать, где бы поселить вас, Гай, разве что вы предпочтете самостоятельность. Здесь, в «Серебряном логе», как вы знаете, много места, и я буду рада предоставить вам комнату.

— Мадре, неужели это возможно?

— Конечно, дорогой.

Он принялся так горячо благодарить, что я была вынуждена ему напомнить, полушутя, полусерьезно, что он лишь бегло познакомился с мистером Рэндолфом. В воскресенье ему представится возможность убедиться, что его выбор в таком серьезном деле правилен. На что Гай ответил, что может довериться моему суждению и мнению своего друга. Я, однако, подумала, что, в конце концов, он составит и собственное мнение.

Воскресенье оказалось прекрасным. Прекрасным еще и оттого, что стало легче на душе от предчувствия, что мистер Эллин либо уже нашел, либо вот-вот найдет Тину. Два молодых человека, идущие рядом, дали мне силы встретиться с прихожанами, хотя я не могла отделаться от ощущения, что у каждого из молящихся в церкви глаз не меньше, чем у Аргуса. Гаю пришлась по душе служба, я чувствовала, что он стал смотреть на мистера Рэндолфа как на своего будущего учителя и наставника. В понедельник он отправился к ректору и, вернувшись через несколько часов, сообщил, что с нового года начнет посещать занятия.

Лоуренс, выразив, хотя и сдержанно, одобрение по поводу решения Гая, провел день, нанося визиты друзьям, которых хотел привлечь к участию в экспедиции. Его уговоры ничего не дали, и он вернулся в «Серебряный лог» разочарованным и угнетенным, но не настолько, чтобы во вторник не поехать вместе с Гаем в город Валчестер, где был кафедральный собор. Мистер Рэндолф посоветовал Гаю поискать необходимые для занятий книги в старых и новых книжных магазинах, которыми изобиловал город. Они вернулись, привезя столько увесистых томов, сколько могли нагрузить на своих коней. Среди книг были «Законы Церкви» Хукера,[23] «Храм» Герберта,[24] «Изложение веры» Пирсона, «Ногae Paulinae» Пейли[25] и еще многие другие. В среду почтальон вручил мне письмо от миссис Мориарти.

Послание было официальным и педантичным, в нем она выражала — в безупречно построенных фразах — огорчение по поводу постигших Тину несчастий и надежду, что девочка вскоре возвратится под опеку своей доброй покровительницы. Она высказывала сожаление, что не в состоянии дать каких-либо сведений, могущих пролить свет на происхождение Мартины. В Грейт-Парборо, однако, живет одна пожилая дама, миссис Тидмарш, которой истории большинства семейств по соседству известны во всех подробностях. Миссис Чалфонт и мистер Эллин, возможно, сочтут, что к ней стоит обратиться.

Я дала прочесть письмо своим пасынкам. Гай рассмеялся, дойдя до упоминания о миссис Тидмарш, которая знает, как он сказал, о каждом даже больше, чем есть на самом деле. Лоуренс не смеялся. Он нахмурил брови и пробормотал себе под нос нечто весьма нелестное, а потом вслух довольно грубо сказал, что миссис Тидмарш — самая отъявленная старая сплетница и что чем скорее она освободит землю от своего присутствия, тем лучше. Размашистым шагом он вышел из комнаты и направился в конюшню, собираясь скакать в Барлтон, где предстояло купить письменный стол и книжные полки, чтобы поставить в комнату, выбранную Гаем для занятий. Гай был несколько обескуражен вспышкой брата, но объяснил его поведение тем, что тот не может простить миссис Тидмарш написанного много лет назад письма их отцу, в котором она сообщала, что Лоуренс чуть не искалечил ее внука, с которым подрался в школе. В тот момент мне показалось, что давняя затаенная злость убедительно объсняет его негодование. Позднее я усомнилась в этом. Уезжая, Лоуренс все еще был мрачен, мрачность не оставила его и по возвращении. Беспрерывно занимаясь домашними делами, я сумела отогнать страхи, связанные с мистером Эллином, двухнедельное отсутствие которого истекало в этот вечер; теперь я не могла дождаться минуты, чтобы продемонстрировать, как я усовершенствовала комнату для занятий Гая, куда я принесла несколько предметов, рассчитанных на то, чтобы сделать ее хоть сколько-то похожей на монастырскую келью: чернильный прибор, мой собственный любимый старинный стул с высокой спинкой и песочные часы, которые могли оказаться полезны Гаю, когда он станет рассчитывать время проповеди. Гай восхитился всеми этими вещами, но в совершенный восторг его привело то, что из окна, прелестно увитого пестрыми побегами плюща, видно уединенную тропинку на землях ректора, а по ней прохаживается один из учеников мистера Рэндолфа, погруженный в раздумья. Но Лоуренс, подойдя к тому же окну, произнес целую речь о том, какое безрассудство давать зловредному ползучему растению, которое он берется, если на то будет разрешение, изничтожить немедленно, разрушать стену дома.