Эмма - [55]

— Впрочем, мои страхи преждевременны, — продолжала я. — Мистер Эллин предупредил меня, что его отсутствие может продлиться две недели. Сегодня пятница, а две недели истекут только в следующую среду. Но я ничего не могу с собой поделать; мне все время мерещатся всевозможные несчастья.

Лоуренс и Гай были само сочувствие. Их дела могут подождать, сказали они, у них есть свободное время. Если я нуждаюсь в поддержке, они с удовольствием останутся в гостинице, пока не будет каких-либо новостей от мистера Эллина, или Тины, или от них обоих.

Я и в самом деле нуждалась в поддержке, мне не хватало веры.

— Но вам вовсе не нужно оставаться в «Голове короля Карла», — сказала я им. — Для вас найдется место и здесь. Мои непочтительные племянники и племянницы называют «Серебряный лог» настоящим муравейником из-за обилия маленьких комнаток.

Они запротестовали, не желая доставлять мне беспокойство, но их оказалось нетрудно разубедить, и они приняли приглашение, которое, как признался Лоуренс, даст ему возможность познакомиться с окрестностями и посетить нескольких старых друзей, среди которых, может быть, найдется подходящий для экспедиции человек. В этот вечер мы расстались как любящие мать и сыновья; на следующее утро прекрасные гнедые кони оказались в ведении Ларри, который не помнил себя от счастья, — ему всегда было жаль, что в нашей конюшне нет лошадей. Джейн и Элиза развернулись вовсю в ожидании тех, кого они упорно называли «молодыми хозяевами». Только Энни держалась отчужденно: она была не из тех, кто легко прощает. Но и ее молчаливое неодобрение вскоре сошло на нет: она не могла устоять перед добродушием и веселостью Лоуренса и тихим дружелюбием его брата. Вскоре она принялась пристально рассматривать Гая, как часто рассматривала Тину, — по каким-то ей одной известным причинам.

Поддержка Лоуренса в первый день, как, впрочем, и потом, оказалась невелика. Спустя час после прибытия в «Серебряный лог» он начал исследовать окрестности и вернулся лишь в сумерки, причем обнаружилось, что он зачем-то заехал в Валинкур и оказался, как он выразился, во владениях «старой тигрицы». В дальнейшем выяснилось, что, привлеченный видом прекрасного строевого леса, «явно требующего хозяйской руки», он поехал — по привычке ездить в других странах, куда хочется, — произвести осмотр «логова тигрицы». Саму ее он встретил, когда она, опираясь на палку, ковыляла по лесным угодьям своего покойного мужа. Дрожащей рукой подняв эту самую палку, она злобно осведомилась, что ему здесь надо. Ответ Лоуренса не удовлетворил ее — да и могло ли быть иначе? — и дерзкому нарушителю границ приказали покинуть чужие владения. Совершенно по-другому провел день Гай. Узнав о визите мистера Эллина в «Рощу» и его последствиях, Гай вызвался помогать мне приводить в порядок жилище Тины. Это оказалась довольно трудной задачей. Кроме ценных книг и игрушек, родители Тины завалили девочку огромным количеством бесполезных пустяков, блестящих побрякушек, аляповато раскрашенных клоунов. Большая часть их лежала в коробках нетронутой. Очевидно, Тине была не по душе безвкусица, судя по подаркам, приводившая в восторг старших Дирсли: гримасничающие куклы, отвратительные маски, книжки со страшными картинками, купленные, как мы решили, во время заграничных путешествий. Когда все было приведено в порядок, и я принесла из оранжереи зимние цветы и горшки с разноцветными растениями, мы с удовлетворением взглянули на плоды своих трудов: ни одна девочка не пожелала бы лучшей комнаты для игр.

Все утро мы разговаривали о столах, стульях и других столь же прозаических предметах, но когда настало вечернее затишье и был зажжен свет, пришло время доверительных разговоров. Робко и просто Гай рассказал мне, как однажды ночью, когда они стояли лагерем неподалеку от разрушенного города, затерянные в лесной глуши, его, еще не избравшего свое поприще, призвала Святая Церковь. Он услышал Голос, но не слова… услышал и повиновался. Гай пробовал, когда представлялась возможность, подготовиться к новому поприщу, предаваясь размышлениям, молясь и изучая Писание; но оказавшись вновь дома, он надеялся получить дальнейшие наставления какого-нибудь духовного лица, имеющего опыт приготовления молодых людей к святому служению. Перед тем, как покинуть Южную Америку, Гай написал кембриджскому другу, настроенному таким же образом, с просьбой прислать ему список людей, к которым он мог бы обратиться. Ответ друга дожидался его дома среди других писем.

— Но я не могу вступить на этот путь, прежде чем не попытаюсь еще раз заслужить ваше прощение, — сказал Гай. — Мистер Эллин приехал в Парборо до того, как у меня появилась возможность написать вам снова. Он сообщил вам, что два года назад я написал письмо, которое до вас не дошло?

— Нет, он ничего не писал. Жаль, что я этого не знала.

— Я писал от своего имени и от имени Лоуренса.

— Гай, дорогой! И вы напрасно дожидались ответа? Не думайте больше об этом.

Мы обменялись рукопожатием. Не успели мы заговорить вновь, как доложили о приходе мистера Рэндолфа. Он пришел задать все тот же вопрос: «Что слышно о Мартине?» Но сообщил и кое-какие новости, это было уже после того, как я представила Гая — о приезде моих пасынков мистеру Рэндолфу было известно, — думаю, что все в Клинтон-Сент-Джеймс только и делали, что обсуждали, как и почему это случилось.