Эмма - [17]

Снимать только комнату, как я это делал в первые годы своего инженерства, мне больше не хотелось, я перерос уже этот полустуденческий стиль жизни. Найти квартиру для съема целиком было и трудно, и дорого. Но мне все-таки удалось это сделать, заполучив в свое распоряжение квартиру офицерской семьи, выехавшей на другое место службы, но предполагавшей рано или поздно вернуться в наш приморский южный город. Цена была умеренной — из-за знакомства с моими родителями и надежды, что я буду поддерживать порядок в квартире и сохраню в хорошем состоянии их мебель. Офицеру такие условия казались невыгодными, но жена убедила его, а я подчеркнул, используя наисолиднейшую из доступных мне интонаций, что нахожусь уже не в том возрасте, чтобы устраивать в их квартире подростковые оргии или студенческие попойки. Офицер, капитан третьего ранга, насколько я помню, смягчился и сделка состоялась.

Мои родители снова остались вдвоем, но ненадолго. Однажды за обедом соус брызнул на рубашку отца. Он прямо на себе стал тереть пятно, пока оно еще было свежим, маленькой щеточкой, смоченной в мыльной пене, но почувствовал боль в том месте на теле, где тер. Через два года его не стало. Я не привожу здесь подробностей его болезни и смерти, так как полагаю, что иногда стоит производить полную очистку памяти, чтобы избежать возникновения посттравматического синдрома. Из этого вовсе не следует, что я был равнодушен к отцу. Нет, мы едва ли не с самого моего отрочества, когда естественная детская близость к матери, вытеснилась во мне не менее естественной мужской привязанностью к отцу, стали единомышленниками, особенно во всем, что касалось истории большевизма, социальных теорий и неприязни к власти предержащим того времени и характеру той империи, в которой мы жили. Если что-то серьезно разделяло нас, то это было мое неизменное ощущение, что моральные нормы, которым следует отец, как-то уж очень завышены и имеют под собой видевшуюся мне почти религиозной основу. Мне казалось, что я гораздо хуже и эгоистичнее отца, и что хотя он никогда ничего не требует от меня, нахождение в его тени несколько меня угнетает и заставляет ежиться и проявлять утомительную для меня скрытность. Размышляя об этом сейчас, я начинаю приходить к мысли, что, возможно, значительно больший, чем я мог предположить тогда, вклад в это ощущение вносило ролевое различие между нами. Позиция отца всегда предполагает и несравненно большую ответственность и может быть даже некоторую жертвенность.

А тогда, после его ухода из жизни, я решил пожить с матерью, чтобы облегчить ее психологическое состояние. Отношения между моими родителями, сколько я помню, всегда были очень ровными, и чем дальше, тем больше в них было от стариковской потребности поддерживать друг друга, и все же я ожидал, что мать перенесет это тяжелее и не мог не отметить, что женская психология содержит в себе спасительный элемент подсознательной готовности к ранней потере супруга так же, как смерть родителей редко приводит к психологическому надлому детей и к посттравматическому синдрому на этой почве. Тогда я подумал не без удовлетворения, что ведь мы с Эммой ровесники, что я старше нее всего на три месяца и что если бы мы были женаты, то неплохо было бы ей быть лет на пять-шесть моложе меня. Понимаю, жалкие мыслишки.

Необходимость в устройстве собственного семейного гнезда никак не обозначалась на горизонте. Близость Эммы явно не способствовала моему превращению в счастливого семьянина, мать вздыхала по этому поводу, зарабатываемые мною деньги не тратились, и вскоре мне безумно захотелось обзавестись собственным автомобилем. Приобрести новую машину в условиях большевистской экономики было для меня невозможно. Не слишком старый автомобиль со вторых рук был дороже нового и дороже квартиры, но мое желание было так велико, что осуществление этой авантюры стало целью и для матери. Она ввела режим жесткой экономии, подарила мне для продажи все ненужные ей драгоценные украшения, и относительно скоро я стал автомобилистом, что и на работе явно ввело меня в узкий круг личностей, отмеченных ореолом способности доводить до конца проекты, не только связанные с работой, но и с условиями личного быта. Я был ужасно горд собою, и едва показав приобретение матери, торжественно свозив ее на городской рынок и освоив главные городские маршруты, свой первый автомобильный визит нанес Шарлю с Эммой.

11

Вы заметили, наверно, что до сих пор я обходился без диалогов и, возможно, полагаете, что пора бы уже вам услышать наши голоса. Мой, Шарля, Эммы. Это называется — речевая характеристика героев. Понятия не имею, по плечу ли мне это, но попробую.

— Привет, Шарль, — сказал я в телефонную трубку.

— Эмма, Родольф звонит! — ответный радостный крик Шарля.

— Родольфо-Додольфо, жертва Адольфа? — из дальнего угла квартиры, видимо, родной голос Эммы.

Приветливая веселая интонация. Эмма! Эмма! Но почему ты шутишь, когда слышишь мое имя? Неужели, в твоих зимних глазах я обнаружу теперь банальную весну с ручейками, спокойно-привычно позволяющую воспевать себя любому начинающему поэту, рисовать себя каждому восторженному мазиле? В этот момент мне совершенно расхотелось ехать к ним, я был уже уверен, что, когда откроется входная дверь, мне в нос ударит кисломолочная прелесть деревенского уюта.