Эмилия де Турвиль, или Жестокосердные братья - [9]

Целый год прошел в сем печальном заблуждении, мне исполнилось семнадцать. Отец мой, сударь, каждодневно начинал разговор о моем устройстве, и судите сами, как дрожала я, слушая его рассуждения. Наконец роковой случай окончательно низверг меня в бездонную пропасть, куда я давно уже падала. Без сомнения, Провидение уже приняло свое скорбное решение, определив, что именно тот проступок, в коем я была совершеннейше неповинна, станет для меня наказанием за содеянные мною ошибки. Таким образом Провидение напоминает нам, что никому не удастся ускользнуть от пристального взора его и оно повсюду следует за теми, кто отклонился от праведного пути, превращая ничтожные на первый взгляд происшествия в орудие возмездия своего.

Однажды господин де… предупредил меня, что некое неотложное дело лишает его удовольствия провести со мной те три часа, которые мы привыкли проводить вместе, однако же он все равно придет, пусть даже за несколько минут до того часа, когда обычно оканчивались наши свидания. А чтобы ничто не нарушало размеренного течения наших дней, он попросил меня прийти к Берсей как обычно, в то время, что я привыкла бывать в доме ее, и провести время в беседах с хозяйкой лавки и ее служанками, к чему в доме своего отца я вовсе не привыкла. Однако я была вполне уверена в хозяйке пристанища нашего и не видела никаких препятствий для того, что предлагал мне мой любовник. Итак, я согласилась, но умоляла его не заставлять ждать себя слишком долго. Он уверил меня, что постарается освободиться как можно раньше, и я отправилась к Берсей. О, каким страшным стал для меня тот день!

Лицемерная Берсей встретила меня у входа в свою лавку, но не позволила, как обычно, подняться к ней наверх.

— Мадемуазель, — воскликнула она, едва завидев меня, — я рада, что господин де… не может сегодня прийти вовремя, ибо мне надо сообщить вам нечто, чего я не осмеливаюсь сказать ему. Известие мое потребует, чтобы мы обе немедленно отлучились на несколько минут, что, разумеется, было бы невозможно, ежели бы он был здесь.

— Но что случилось, сударыня? — спросила я, взволнованная подобным началом.

— Ничего особенного, мадемуазель, ничего особенного, — продолжила Берсей, — вы, пожалуйста, успокойтесь. Просто моя матушка заметила вашу любовную интрижку, а эта старая мегера, коей мне приходится угождать из-за ее экю, пугливая, словно исповедник, решительно не желает, чтобы я и дальше принимала вас. Не решаясь сказать об этом господину де…, вот что я придумала. Сейчас я отведу вас к одной своей товарке, женщине моего возраста и столь же надежной. Я познакомлю вас; если она вам понравится, вы признаетесь господину де…, что я отвела вас в дом к одной честной женщине и вы нашли его вполне подходящим для ваших свиданий. Если же эта женщина вам не понравится, хотя я сама уверена в обратном, мы, зайдя к ней на минутку, быстро вернемся назад и ничего не скажем господину де… о наших шагах. Я же возьму на себя смелость сказать ему, что больше не могу предоставлять вам для свиданий свой дом, и вы оба станете думать, где отыскать новое место для встреч.

Речь этой женщины была столь бесхитростна, выражение лица ее и голос, которым она говорила, были столь естественны, моя доверчивость столь безгранична, а мое легковерие столь беспредельно, что я не нашла ни малейшего предлога, чтобы отказать ей в ее просьбе. Она уверила меня, что очень сожалеет о том, что более не в состоянии оказывать нам услуги, я от всего сердца посочувствовала ей, и мы отправились.

Дом, куда меня отвели, находился на той же самой улице, шагах в шестидесяти или восьмидесяти от дома Берсей. Ничто в наружности его не вызвало у меня подозрений: ни ворота, ведущие во двор, ни прекрасные окна, выходившие на улицу, — отовсюду веяло приличием и чистотой. Тем временем тайный голос взывал из глубины души моей, предупреждая о странных делах, ожидающих меня в этом зловещем доме. С каждой ступенью отвращение мое к этому месту становилось все сильнее, внутренний голос кричал все громче: «Куда ты идешь, несчастная, беги скорей из сих обманчивых стен…»

Однако мы уже поднялись в весьма приятную прихожую, где не было никого, и оттуда прошли в гостиную, дверь которой тотчас же захлопнулась, словно за нею кто-то прятался… Я вздрогнула, ибо там было очень темно и я с трудом различала свою провожатую. Не сделав и трех шагов, я почувствовала, как женские руки схватили меня; тут же распахнулась дверь в будуар, и я увидела незнакомого мужчину лет пятидесяти. Он стоял в окружении двух женщин, закричавших своим сообщницам, державшим меня:

— Разденьте ее, разденьте и ведите сюда совсем голой.

Оправившись от замешательства, в кое повергло меня случившееся, я поняла, что спасение мое зависит более от громкости голоса, нежели от испуга, и когда женщины попытались раздеть меня, закричала что было сил. Мерзавка Берсей стала успокаивать меня.

— Это минутное дело, мадемуазель, — упрашивала она, — будьте снисходительны, тогда благодаря вам я смогу заработать пятьдесят луидоров.

— Гадкая мегера, — воскликнула я, — не воображай, что сможешь торговать моей честью. Я лучше брошусь в окно, если ты сейчас же не уведешь меня отсюда.