Эмилия де Турвиль, или Жестокосердные братья - [6]

Рассказы де Сада дидактичны, что, впрочем, характерно для многих сочинений эпохи. Вне зависимости от содержания, в них одним и тем же весьма выспренним слогом прославляется добродетель и отталкивающими красками расписывается порок, а на этом своеобразном монотонном фоне кипят бурные страсти, описанные эмоционально и выразительно. И в этой стройности, четкости построения сюжета, в сдержанности изображения страстей проявляется мастерство автора, крупного писателя XVIII века. Существует мнение, что де Сад неискренен в своих рассказах, что его прославление добродетели есть не более чем маска, за которой на время спряталось разнузданное воображение автора, посмеивающегося над теми, кто поверил в его возмущение пороком. Но как бы то ни было, знакомство с новеллистикой писателя, ранее неизвестной нашему читателю, представляется увлекательным и небезынтересным.

Е. Морозова

Маркиз де Сад Донасьен-Альфонс-Франсуа Короткие истории, сказки и фаблио

Радости тебе, читатель, благополучия и здоровья, как говорили когда-то наши достойные предки, завершая свой рассказ. Так почему бы и нам не брать с них пример по части вежливости и искренности? И посему я следом за ними скажу: благополучия тебе, читатель, богатства и приятного времяпрепровождения. Если моя болтовня пришлась тебе по вкусу, помести мою книжечку на видном месте в своем кабинете. Если же я утомил тебя, прими мои извинения и брось ее в огонь.

Д. А. Ф. де Сад

Эмилия де Турвиль, или Жестокосердные братья

Ничто так не дорого любому семейству, как честь его членов. Но если нечаянно сверкающее сокровище это несколько померкло, то сколь бы ни было оно драгоценно, разве те, кто обязан защищать его, вправе сами брать на себя унизительную обязанность преследовать несчастные создания, ставшие тому причиною? Не разумнее было бы соизмерять муки, коими терзают они свои жертвы, и тот ущерб, зачастую призрачный, что, как жалуются они, был им причинен? И кто же более виновен в глазах разума: слабая и обманутая девушка или некий родственник, возомнивший себя мстителем за поруганную честь семьи и ставший палачом несчастной? История, представляемая нами на суд наших читателей, возможно, позволит разрешить сей вопрос.

Граф де Люксей, мужчина лет пятидесяти шести-пятидесяти семи, в конце ноября возвращался на почтовых из своего поместья в Пикардии. Проезжая в шестом часу вечера через Компьеньский лес, он услышал женский крик, доносившийся, как ему показалось, с дороги, пересекавшей главный тракт. Он остановил экипаж и приказал своему камердинеру, бежавшему рядом, пойти посмотреть, в чем дело. Камердинер сообщил, что некая девица лет шестнадцати-семнадцати, утопая в крови, из-за чего невозможно рассмотреть, где же, собственно, ее раны, взывает о помощи. Граф тотчас же вышел из экипажа и побежал к несчастной; по причине сумерек он не мог разобрать, откуда струилась кровь, заливающая девицу, но из ответов ее наконец понял, что кровь эта из вен на руках, откуда обычно врачи устраивают кровопускание.

— Мадемуазель, — сказал граф, оказав, по мере возможности, помощь несчастному созданию, — сейчас я не вправе расспрашивать о причинах вашего несчастья, а вы не в состоянии вести рассказ. Прошу вас, садитесь в мой экипаж, я позабочусь о вас, вы же постарайтесь успокоиться.

С этими словами господин де Люксей с помощью камердинера отнес юную девицу в карету, и они уехали.

Едва лишь сия прелестная особа почувствовала себя в безопасности, как тут же принялась шептать слова признательности, однако граф умолял ее молчать.

— Завтра, мадемуазель, — сказал он, — завтра, надеюсь, вы уже сможете рассказать мне все, что сочтете нужным, но сегодня властью, которую дает мне мой возраст и счастье оказаться вам полезным, я настойчиво прошу вас ни о чем не думать и успокоиться.

Прибыли во дворец Люксея; дабы не тревожить домашних, граф приказал камердинеру закутать свою подопечную в мужской плащ и проводить ее в удобную комнату в самом дальнем конце дома. Туда он и пришел к ней после нежного приема, оказанного ему женой и сыном, кои вместе ожидали его сегодня к ужину.

Явившись навестить больную, граф привел с собой хирурга. Войдя в комнату юной особы, они застали ее в необычайно подавленном состоянии. Бледность ее кожи, казалось, говорила о том, что ей осталось жить всего несколько минут, однако на теле ее не было ни единой раны; слабость же ее, как объяснила она, происходила от ежедневной огромной потери крови, случавшейся с ней последние три месяца. Собравшись поведать графу невероятную причину столь неслыханной кровопотери, она упала от слабости, и хирург заявил, что необходимо оставить девицу в покое и поскорей подкрепить ее силы, а также прописал ей укрепляющие лекарства.

Ночью наша несчастная юная красавица спала спокойно, но еще целых шесть дней она была не в состоянии поведать своему благодетелю о том, что же с ней приключилось. За это время в доме графа никто не узнал, что в нем был кто-то спрятан, а девушка, благодаря предпринимаемым предосторожностям, также не знала, где она находилась. И вот вечером седьмого дня она попросила графа выслушать ее историю, заранее умоляя быть к ней снисходительным, каковы бы ни были ошибки, в коих придется ей признаться. Господин де Люксей, заверив свою подопечную, что она внушила ему живейшее участие, а посему он ни за что не оставит ее своими заботами, опустился в кресло, и наша прекрасная искательница приключений начала рассказ о своих несчастьях.