Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - [53]

Предстоящая постановка вызвала в Шрузбури немалый ажиотаж. Никогда еще ученики местной средней школы не решались на осуществление столь масштабного проекта. Стало известно, что вечерним поездом из Шарлоттауна, чтобы посмотреть представление, приедет большая группа студентов королевской учительской семинарии. Услышав это, актеры взволновались не на шутку. Учащиеся королевской семинарии обладали большим опытом по части подобных постановок. Несомненно, они ехали критиковать. Так что каждый член труппы был одержим желанием добиться того, чтобы спектакль прошел не хуже, чем все те, которые ставили в семинарии, и прилагал все усилия для достижения этой заветной цели. В работе над ролями им помогала сестра Кейт Эррол, выпускница школы драматического искусства, и, когда наконец все было готово и настал вечер спектакля, во многих домах и пансионах Шрузбури царило глубокое волнение.

Стоя в своей маленькой, освещенной свечами комнате, Эмили смотрела на «Эмили в зеркале» с явным удовлетворением — удовлетворением, которое было вполне оправданно. Пепельно-розовое платье подчеркивало яркий румянец на щеках и темную глубину серых глаз, а маленький венок из серебряных листиков на черных волосах придавал ей вид юной дриады. Однако дриадой она себя не чувствовала. Тетя Рут велела ей снять кружевные чулки и надеть кашемировые... и даже попыталась заставить ее надеть шерстяные, но, потерпев поражение, взяла реванш, настояв на фланелевой нижней юбке.

«Какая она толстая и уродливая!»— с отвращением сказала про себя Эмили... имея в виду, разумеется, нижнюю юбку. Но юбки в те времена носили широкие, и стройная Эмили могла надеть даже толстую фланелевую нижнюю юбку без всякого ущерба для своей фигуры.

Она как раз застегивала на шее свое египетское ожерелье, когда в комнату вошла тетя Рут. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что тетя Рут разгневана.

— Эмили, только что ко мне заходила миссис Болл. Она сказала мне нечто совершенно невероятное. Ты собираешься сегодня играть в пьесе?

— Разумеется, это пьеса, тетя Рут. Вы не могли об этом не знать.

— Когда ты просила у меня позволения принять участие в концерте, ты говорила, что это будет всего лишь сценка, — ледяным тоном сказала тетя Рут.

— О... но мисс Эйлмер решила поставить вместо этого небольшую пьесу. Я думала, вы знаете об этом, тетя Рут... я была уверена, что вы знаете. Мне казалось, что я говорила вам об этом.

— Ничего ты мне не говорила... ты намеренно держала меня в неведении, так как знала, что я не позволю тебе играть в пьесе.

— Нет, вы ошибаетесь, тетя Рут, — серьезно возразила Эмили. — Я и не думала ничего скрывать. Конечно, мне не хотелось много говорить об этом с вами, так как я знала, что вы в целом неодобрительно относитесь к концерту.

Когда племянница говорила серьезно, тетя Рут всегда видела в этом признак дерзости.

— Только этого нам недоставало! Я, разумеется, всегда знала, что ты скрытная, но ни за что не поверила бы, что ты можешь быть настолько скрытной.

— Ничего подобного, тетя Рут!— нетерпеливо воскликнула Эмили. — Было бы глупо с моей стороны скрывать, что мы ставим пьесу, когда об этом говорят по всему Шрузбури. Я не понимаю, как вы могли не слышать об этом.

— Ты знала, что я не выхожу из дома из-за моего бронхита. О, я вижу тебя, Эмили, насквозь. Меня ты не обманешь.

— Я и не пыталась вас обманывать. Я думала, вы знаете, что это спектакль... вот и все. Я думала, что вы не говорите об этом просто потому, что вам вообще не нравится эта затея. Я говорю чистую правду, тетя Рут. Да и какая разница между сценкой и пьесой?

— Громадная, — сказала тетя Рут. — Все пьесы безнравственны.

— Но эта такая маленькая... — в отчаянии взмолилась Эмили... а затем рассмеялась: это звучало так же нелепо, как оправдания кормилицы в «Гардемарине Изи»[50]. Ее чувство юмора проявилось не вовремя: этот смех окончательно взбесил тетю Рут.

— Маленькая или большая, а участвовать в ней ты не будешь.

Эмили широко раскрыла глаза и немного побледнела.

— Тетя Рут... я должна... да если я откажусь, будет загублен весь спектакль!

— Лучше загубленный спектакль, чем загубленная душа, — парировала тетя Рут.

Эмили не осмелилась улыбнуться. Дело было слишком серьезным.

— Не смотрите на это с таким... таким... возмущением, тетя Рут, — она чуть не сказала «предубеждением». — Мне жаль, что вы не одобряете театральных постановок... больше я в них участвовать не буду... но, поймите, я должна играть сегодня вечером.

— О, моя дорогая Эмили, не думаю, что ты так уж необходима там.

Тетя Рут, конечно же, была невыносима. Как резало слух это ее «дорогая»! И все же Эмили старалась не терять терпения.

— Я действительно необходима там — сегодня. Поймите, будет невозможно найти мне замену в последний момент. Мисс Эйлмер никогда не простит меня, если я ее так подведу.

— Тебя больше волнует прощение мисс Эйлмер, чем Божье прощение? — поставила вопрос ребром тетя Рут с видом человека, приводящего самый убедительный аргумент.

— Да... чем прощение вашего Бога, — пробормотала Эмили, не в силах терпеливо отвечать на такие глупые вопросы.