Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - [48]

Когда она вошла, все уставились на нее с изумлением, затем по классу пронесся смех. Мистер Сковилл, высокий, стройный, элегантный, раздавал экзаменационные билеты. Он положил один из них на парту перед Эмили и серьезно сказал:

— Мисс Старр, вы смотрели на себя в зеркало, прежде чем войти в класс?

— Нет, — сказала Эмили обиженно. Явно что-то было не так.

— Я... пожалуй... на вашем месте... я посмотрел бы... сейчас. — Мистер Сковилл, казалось, говорил с трудом.

Эмили встала и спустилась в раздевалку. В холле она столкнулась с директором, мистером Харди... и тот уставился на нее, широко раскрыв глаза. Почему он уставился и почему одноклассники смеялись, Эмили поняла, когда подбежала к зеркалу в раздевалке.

Над ее верхней губой и на щеках были умело нарисованы... усы... великолепные, очень черные усы, с причудливо закрученными концами. На миг Эмили разинула рот в растерянности и ужасе... почему... что... кто это сделал?

Она круто обернулась — в этот момент раздевалку вошла Эвелин Блейк.

— Ты... ты сделала это!— задыхаясь от гнева, выкрикнула Эмили.

Эвелин на миг уставилась на нее... затем разразилась звонким смехом.

— Эмили Старр! Вид у вас — как в страшном сне. Неужели вы вошли в класс с этим на лице?

Эмили сжала кулачки.

— Ты сделала это, — повторила она.

Эвелин выпрямилась с весьма высокомерным видом.

— Надеюсь, мисс Старр, вы не думаете, что я унизилась бы до такой проделки. Я полагаю, это ваша дорогая подруга Илзи решила сыграть с вами шутку... она посмеивалась над чем-то, когда вошла в школу несколько минут назад.

— Илзи такое никогда в голову бы не пришло!— воскликнула Эмили.

Эвелин пожала плечами.

— Я бы сначала вымыла лицо, а уж потом стала бы разбираться, кто это сделал, — сказала она с еле сдерживаемым смехом, выходя из раздевалки.

Эмили, дрожа с головы до ног от гнева, стыда и глубочайшего унижения, какое ей только доводилось испытать, смыла усы с лица. Ее первым желанием было вернуться домой: она не могла снова предстать перед целым классом «приготовишек». Но затем она все же стиснула зубы и вернулась — очень высоко держа голову, пока шла по проходу к своей парте. Ее лицо пылало; в душе все кипело. В углу она увидела янтарную голову Илзи, склоненную над экзаменационной работой. Другие улыбались и перешептывались. Мистер Сковилл держался оскорбительно серьезно. Эмили взялась за перо, но ее рука дрожала над бумагой.

Если бы у нее была возможность немедленно и хорошенько выплакаться, она дала бы спасительный выход чувству гнева и стыда. Но такой возможности не было. Нет, она не заплачет! Она никому не покажет глубины своего унижения! Если бы Эмили могла просто посмеяться над злой шуткой и забыть, это было бы лучше для нее самой. Но этот выход из положения был не для Эмили, не для одной из «гордых Марри». Она до самой глубины своей страстной души страдала от нанесенного ей оскорбления.

Что касалось экзамена по английскому, она могла с тем же успехом сразу уйти домой. Двадцать минут уже было потеряно, и прошло еще десять, прежде чем она смогла унять дрожь в пальцах, чтобы начать писать. Со своими мыслями она так и не смогла совладать. Задание, как во всех экзаменационных билетах, составленных мистером Траверзом, было трудным. В голове у нее, казалось, был лишь вихрь мыслей, крутящихся вокруг одного — мучительного стыда. Когда она сдала свою работу и вышла из класса, ей было ясно, что никакой надежды на «звездочку» для нее больше нет. Ее ответ, в лучшем случае, был посредственным. Но ей, с той бурей чувств, что бушевала в ее душе, было все равно. Она поспешила домой, в свою недружелюбную комнату (к счастью, тети Рут дома не было), бросилась на постель и заплакала. Она чувствовала себя несчастной, сломленной, обессиленной... и под всей ее душевной болью было ужасное, грызущее маленькое сомнение.

Неужели это дело рук Илзи?.. Нет, она этого не делала... она не могла. Тогда кто же? Мэри? Совершенно нелепая мысль! Должно быть, это была Эвелин... Эвелин вернулась и, побуждаемая злобой и обидой, сыграла с ней эту жестокую шутку. Однако Эвелин отрицала свою причастность с возмущением и негодованием, глядя на Эмили невинными глазами — быть может, чуточку слишком невинными. А что сказала Илзи перед уходом... «Ты становишься слишком чопорной... надо срочно что-то предпринять, чтобы вылечить тебя, прежде чем это перейдет в хроническую форму». Неужели Илзи избрала этот отвратительный способ «лечения»?

Нет... нет... нет! Эмили горько зарыдала в подушку. Но сомнение не исчезало.

Что же до тети Рут, то у нее не было никаких сомнений. Тетя Рут была с визитом у своей подруги, миссис Болл, а дочь миссис Болл также училась в приготовительном классе. Анита Болл принесла домой историю, над которой в тот день изрядно посмеялись и в приготовительном классе, и на первом, и на втором курсе. Анита сообщила, что, по словам Эвелин Блейк, это было делом рук Илзи Бернли.

— Ну, — сказала тетя Рут по возвращении домой, влетев без стука в комнату Эмили, — я слышала, Илзи Бернли великолепно украсила тебя сегодня. Надеюсь, теперь ты поняла, что она собой представляет.