Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - [12]

— Как я хотела бы увидеть Альгамбру!— сказала я.

— Когда-нибудь мы поедем посмотреть на нее... вместе, — отозвался Дин.

— Ах, это было бы прелестно!— воскликнула я. — Вы думаете, Дин, нам это когда-нибудь удастся?

Прежде чем Дин успел ответить, из рощи Надменного Джона донесся «сигнал» Тедди — очаровательная маленькая мелодия из двух коротких высоких звуков и одного длинного и низкого, которую он всегда высвистывает, чтобы позвать меня к себе.

— Извините, Дин... я должна идти... Тедди зовет меня, — сказала я.

— Ты всегда должна идти, когда Тедди зовет? — спросил Дин.

Я утвердительно кивнула и объяснила:.

— Он зовет меня так только тогда, когда я ему особенно нужна, и я обещала, что обязательно приду, если только смогу.

— Ты особенно нужна мне!— возразил Дин. — Я пришел сюда в этот вечер только для того, чтобы читать вместе с тобой «Альгамбру».

И я вдруг почувствовала себя очень несчастной. Мне ужасно хотелось остаться с Дином, но я чувствовала, что должна идти к Тедди. Дин остановил на моем лице пронзительный взгляд, а затем захлопнул «Альгамбру» и сказал:

— Иди.

Я ушла... но почему-то казалось, что вечер испорчен.

********

10 мая, 19~

Я прочла три книги, которые Дин одолжил мне на этой неделе. Одна из них была как розовый сад... очень приятная, но чуточку приторная. А другая — как сосновый лесок на горе... полна пряного смолистого аромата... она понравилась мне, но вызвала чувство, похожее на отчаяние. Она так великолепно написана... я знаю, мне никогда не написать ничего подобного. А еще одна... она была как грязный хлев. Дин дал ее мне по ошибке. Он очень рассердился на себя, когда это обнаружил — рассердился и огорчился.

— Звезда... Звезда... я никогда не дал бы тебе подобную книгу... всему виной моя проклятая невнимательность... прости меня. Эта книга дает верную картину некоего мира... но не твоего — слава Богу!.. и никакого другого мира, гражданином которого ты когда-либо будешь. Звезда, обещай мне, что забудешь эту книгу.

— Забуду, если смогу, — сказала я.

Но не знаю, удастся ли мне забыть. Она совершенно отвратительна. Я не могу быть счастливой, с тех пор как прочитала ее. У меня такое чувство, словно я замарала руки и никак не могу отмыть их дочиста. А еще у меня другое странное чувство, словно за моей спиной закрылись какие-то ворота, оставив меня в новом, незнакомом мире, которого я до конца не понимаю и который мне не нравится, но по которому мне придется путешествовать.

Сегодня вечером я попыталась описать Дина в моей «книжке от Джимми», куда я обычно заношу описания характеров. Но это мне не удалось. То, что у меня получилось, скорее можно назвать фотографией, но не портретом. Есть в Дине нечто такое, что выше моего понимания.

Дин сделал на днях мой снимок при помощи своего нового фотоаппарата, но был не слишком доволен результатом.

— Здесь ты сама на себя не похожа, — покачал он головой, — но, разумеется, никому никогда не сфотографировать звездный свет.

Затем он добавил — довольно резко, как мне показалось:

— Скажи этому чертенку Тедди, чтобы он не изображал твое лицо на всех своих рисунках. Он не имеет права вставлять тебя во все, что рисует.

— Он и не вставляет!— воскликнула я. — Да и нарисовал меня всего лишь один раз... это был тот рисунок, который тетя Нэнси украла.

Я сказала это с раздражением и без всякого смущения, так как до сих пор не простила тетю Нэнси за то, что она оставила тот рисунок у себя.

— Но он включает в каждый свой рисунок что-то от тебя, — сказал Дин упрямо, — твои глаза... изгиб твоей шеи... очертания твоего подбородка... твою индивидуальность. Последнее хуже всего... я не так сильно возражаю против изображения твоих глаз, шеи или подбородка, но не допущу, чтобы этот щенок добавлял частичку твоей души ко всему, что рисует. Возможно, это получается у него неосознанно... что еще хуже.

— Я вас не понимаю, — сказала я, довольно высокомерно. — Но Тедди — чудо... так говорит мистер Карпентер.

— А Эмили из Молодого Месяца это повторяет! О, малыш обладает талантом... и когда-нибудь добьется успеха, если ему не испортит жизнь его болезненно ревнивая мать. Но пусть он держит свой карандаш и кисть подальше от того, что принадлежит мне.

Дин говорил это со смехом. Но я продолжала стоять вскинув голову. Я никому не «принадлежу» — даже в шутку. И никогда не буду «принадлежать».

********

12 мая, 19~

Сегодня у нас были тетя Рут, и дядя Уоллес, и дядя Оливер. Дядя Оливер мне нравится, но тетю Рут и дядю Уоллеса я люблю ничуть не больше, чем прежде. У них состоялось что-то вроде тайного семейного совета в гостиной, где были также тетя Элизабет и тетя Лора. Кузена Джимми туда тоже допустили, но меня — нет, хотя я была совершенно уверена, что речь пойдет обо мне. Я также уверена, что тетя Рут не добилась на этом совете того, чего хотела, так как потом, за ужином, она без конца делала мне обидные замечания и сказала, что я расту хилой! Тетя Рут всегда делает мне замечания, а дядя Уоллес относится ко мне покровительственно. И все же я предпочитаю оскорбительные замечания тети Рут, так как, когда я их слышу, мне не приходится делать вид, будто они мне нравятся. Я терпела их довольно долго, но затем не выдержала. Тетя Рут сказала мне: