Мулуд повернулся к мужчине, который сидел рядом с ним, и в отчаянии произнес:
- Вот так. Приходится возвращаться в Алжир... Не уладив дела, не продав ресторан, даже не взяв ничего из одежды и денег... Разве это не произвол? Я же коммерсант, а не вор или безработный, и все же они выгоняют меня вот так... Я вернусь в Алжир, и у меня не будет и гроша на лепешку хлеба, придется просить милостыню по дорогам, а все мое состояние пойдет прахом. Одиннадцать лет каторжного труда и жесткой экономии! И все это для того, чтобы стать нищим? Разве это, по-твоему, не ужасно? Какое несчастье! Если бы мне хоть раз пришло в голову, что меня выдворят вот так из страны, я не стал бы помышлять ни о работе, ни о коммерции, а творил бы самые грязные и гадкие дела. Какая теперь разница между мной и каким-нибудь преступником? Я спрашиваю тебя: какая разница? Скажи мне, ради аллаха. По франку я собирал сумму, нужную для аренды ресторана... А что вышло? Все, что я отрывал от себя, утекло с водами Сены. О аллах, что станет со мной, когда я вернусь в Алжир?! Что я людям скажу? Да и кто поверит моим словам? О аллах!..
Мулуд продолжал лихорадочно причитать, переходя от одного к другому, рассказывая всем свою историю - историю долгих лет, которые унесли с собой его силу и молодость, дав ему взамен деньги, которых он тоже в конце концов лишился. Он никогда бы не поверил, что ему и впрямь придется покинуть Францию, да еще так поспешно, поездом, который завтра же доставит его в Марсель. В этот миг он понял, что трагедия его не была мимолетным кошмаром она была горькой правдой, реальностью, которую он должен принять, хочет он того или нет. Мулуд почувствовал, как где-то в глубине его глаз возникли две слезинки, чтобы оплакать этот печальный конец, хотя глаза его с давних пор не знали слез - с того самого времени, когда он перестал посылать письма и извещать о себе родных в Алжире, когда его мыслями завладела мечта открыть свою торговлю и навсегда обосноваться в Париже.
"Даже плакать и то разучился... -подумалось ему. - В один миг я потерял все - и радость, и печаль, осталось одно лишь отчаяние, в котором нет ни сожаления, ни печали. О аллах! Как я покажусь своим родным и близким? Как вернусь на родину, изгнанный как последний преступник?! За что мне все это, аллах, за что?!"
Поезд на Марсель тронулся, увозя с собой десятки алжирцев, изгнанных из Франции. И каждому из них в пейзажах, мелькающих за окнами поезда, чудились далекие воспоминания юности, которую они оставляли за собой под черными трубами заводов в каком-нибудь из уголков Франции!