Эмиграция - [31]

Империя

Конечно, портрет Александра Миротворца в Богом забытой перуанской глуши только насмешит ловкого, пошлого умника, считающего, что уж он-то знает, как прожить жизнь и не потеряться. Над консервативной, «не смирившейся» частью эмиграции вообще принято подтрунивать еще со времен Ильфа и Петрова («Вы, я надеюсь, кирилловец?»). Считается, что кирилловцы, кадеты, монархисты и все их церемониалы - оперетка, недоразумение, чванство на пепелище и только. Иначе взглянуть на них помогают простодушные, чудесные мемуары великого князя Александра Михайловича - точнее, важнейшая их глава под названием «Невидимая Империя князя Кирилла». Только прочтя ее, понимаешь, как не прав был великий князь Николай Николаевич с его идеологией «непредрешенчества» и как правильно поступил Кирилл, создав внешне бестолковый, переживший свое время, карнавальный «императорский двор». Ибо он нужен был им, одиноким кадетам и офицерам, в жизни которых память была равнозначна смыслу, призванию и любви.

Невозможно без слез читать о том, как в начале 1930-х какой-нибудь поручик, затерянный на Юге США или в Северной Африке, работавший официантом и по выходным только достававший ветхий мундир, с обидой писал Государю Императору: все мои сослуживцы, дескать, уже переведены Вашим Величеством в следующий чин, и только я почему-то обойден Вашим приказом. И, конечно же, царствующий дом немедленно издавал торжественный рескрипт, жаловавший офицера званием. Как писал классик, знаете ли вы, что это такое, когда человеку некуда пойти? О каком непредрешенчестве, о какой смене вех или «мудрой аполитичности» можно было говорить, когда тысячам брошенных людей требовались утешение и поддержка. Конечно же, им нужна была Империя, - и что с того, что она была невидима?

Одиночество кадетов, разошедшихся по миру из своих закрытых училищ, этих Гриневых эпохи победившего Пугачева, заслуживает почтения вне зависимости от того, склонны ли мы разделять их идеалы, чужды или близки нам их наивные, но стойкие принципы, давно уже обороненные от современного циника могильным камнем. И дай-то Бог всем тем, кто станет смеяться над «русским уголком» в комнате бедного эмигранта, найти для себя хоть какой-то приют в тот неизбежный момент, когда наша хрупкая Россия в очередной раз забудет своих не вовремя выросших мальчиков.

* ДУМЫ * Евгения Долгинова Отвяжись, я тебя умоляю

Чем хуже россиянину, тем лучше эмигранту

I.

Он родился в империи, в столице или на окраине без моря, в Москве, Бухаре или Львове, подростком был увезен в Израиль или США, получил образование, женился, разродился, купил дом в кредит, поездил по миру - живи не хочу.

Не хочет.

Темная хтоническая сила, черная грызь - ежевечерне она выталкивает его на форумы и в блоги и заставляет жадно, жарко следить за новостями из России. За дурными новостями из России, в которой он был, может быть, один в жизни раз, лет в десять, с классом на Красной площади, «Ленина видел», - а может быть, и не был никогда, не важно. Это потребность почти физиологического уровня - острая, болезненная, временами невыносимая.

Дурных вестей из России когда не хватало? Масштаб не имеет значения.

- Теракт, погибли сотни людей.

- Солдату отрезали ноги.

- Мент выстрелил в лицо гастарбайтеру.

- Мама плачет: обхамили в сберкассе.

- Сын министра обороны насмерть сбил на переходе пожилую гражданку.

- Платеж не прошел.

- Нассали в лифте.

- Гога вышел с вашего Шереметьева, наступил одной ногой в свежую какашку, другой - на битое стекло. И воскликнул: «Узнаю тебя, Русь! Принимаю!» Остроумно, да?

- Копцев и синагога.

- Михал Борисыча зэки порезали.

Посмотришь ленты: катастрофы, убийства, аварии, - и думаешь: чье-то сердце успокоилось, у кого-то полегчало на душе?

Я с удовольствием читаю в сети монологи бывших соотечественников о России. Их отличают злорадство, зубовный скрежет, неплохой язык и яркий образный строй. Российская Федерация- это гротескная уголовная диктатура, оруэлловско-замятинская, но с уклоном в Эдуарда Тополя, «Верхняя Вольта без ракет», где на каждом шагу убивают инородцев (по преимуществу чеченцев), в метро насилуют студенток, по городам проходят десятитысячные нацистские марши, умы и сны граждан неустанно контролирует министерство правды, а по всем каналам идут круглосуточный Путин и немножко, для разнообразия, Петросян (я, конечно, утрирую, но не очень сильно). Любимые темы этих филиппик - тоталитаризация России, удушение гражданских свобод, возрождение сталинизма, брежневщины и безжалостного совка; ксенофобия и антисемитизм, воровство и пьянство, судейский беспредел, коррупция, технологическая и интеллектуальная отсталость. Отдельный дискурс - удивительное советское прошлое, в котором не было ни детства, ни любви, ни дружества, ни стадионов и театров, но сплошь бесколбасная пустыня, штопаные колготки, конфеты «Му-му» по праздникам и тупорылая завуч-садистка, не разрешавшая читать под партой «Мастера и Маргариту».

Это, разумеется, не общеэмигрантское. Меньше всего этим страдает научная и профессиональная эмиграция (первые продолжают идентифицировать себя с российской действительностью, вторые чаще всего тоже не совершают «ментальный развод» с отечеством, даже если и обзаводятся новым гражданством). Относительно включена в процесс эмиграция этническая. Но чаще всего это касается экономической (не будем произносить всуе название мясопродукта) волны - уехавших в начале 90-х и унесших на подошвах не родину, но прилипший талон на сахар. Ныне этот талон в багете под стеклом, висит над камином- как икона в красном углу.