ЭМАС - [3]

Обводный канал жил и грохотал всеми своими составляющими — дребезжащими стеклами трамваев, колесами ломовиков по неровным булыжникам, криками извозчиков, клаксонами автомобилей, паровозными свистками и пьяной руганью. И пахнул, как и должна была бы пахнуть любая транспортная магистраль на окраине европейской столицы того времени, когда стремительно начавшийся век машин не смог еще полностью вытеснить прежний уклад: смесью конского навоза, паровозной гари, бензина и повседневной жизни беднейших классов.

Голуби целыми ротами сидели на проводах ЭМАСа, натянутых между телеграфными столбами, с которых переползали на стены домов и входили в квартиры петроградских обывателей.

У казачьего Крестовоздвиженского собора Зубатов свернул на Лиговскую улицу и вскоре оказался на месте — в небольшом двухэтажном извозчичьем трактире, весь двор которого был заставлен пролётками. В душном смраде кислого пива и подгоревшей селянки он нашел Медникова, своим видом — широкой русской бородой и простым платьем — ничем не выделявшегося на фоне прочих, хотя и не имевшего характерной извозчичьей стрижки под горшок.

— Здравствуйте, Сергей Васильевич. Давно ли в Петрограде?

— Уж скоро год, — усмехнулся Зубатов. — А ты не знаешь разве?

— Нет, ей-богу, не знаю. Может, кто и знает, но меня не уведомляли. А вы что же, состоите еще под надзором?

— Нет. Думаю, что нет.

— Но вы в любом случае поосторожнее с этим телеграфом. Чёрт его знает…

— Да, я понимаю. Но другого способа найти тебя не было.

— Вот в этом-то и весь ужас, — вздохнул Медников. — Дали мы этой машине себя приручить, стать для нас незаменимой, — а вот и не заметили, как попали от неё в зависимость. Прежде-то посыльного за пятка можно было отправить, а теперь где они? Перевелись все, и конторы рассылочные позакрывались! Подлинно, про это писано у Иоанна Богослова в Откровении.

— А ты, Евстрат, всё тот же, — улыбнулся Зубатов.

— А чего мне меняться? Это вы верных своих товарищей забываете — уже год в Петрограде, а ни полслова не написали.

— Прости. Я не хотел никак возвращаться в прошлое. Даже к людям, как ты, которых любил, тоже. Но сейчас мне понадобилась твоя помощь. Я знаю, что абоненту ЭМАСа можно послать электрограмму, подписавшись чужим номером. И мне нужно выяснить, как такое возможно.

Медников погладил бороду.

— Сам господин начальник Департамента полиции, а может быть, и господин министр внутренних дел хотели бы это узнать, — усмехнулся он. — Но не могут. Электромеханическим адресным столом управляет Петроградское телеграфное агентство, и все попытки министерства внутренних дел сунуться туда заканчивались неудачей. Есть договоренность с ПТА о предоставлении информации по запросу, но, как мне известно, она не соблюдается.

— Но ведь способы внедриться в систему ЭМАСа есть?

— Конечно, есть.

— И какие же?

— Так в каждой газете это написано… Эй, любезный, поди сюда.

Он подозвал дюжего полового с перекинутым через руку грязным полотенцем.

— Принеси-ка мне газетку.

— Какую изволите?

— Да хоть какую. «Петроградский листок», например, или «Копейку», или еще что есть.

Когда газета оказалась у него в руках, он открыл её на последней странице, где публиковались объявления, и тут же нашел искомое. «Отпр., чт. и проч. эл-телегр. разными спос. Аб. № 8722911».

— Евстрат, мне нужно пару филёров. Для этого дела. Одолжишь? Может быть, Егора Тихонова и Женю Выборгского.

Медников пожевал губами.

— Ох и попадет мне за это, Сергей Васильевич, если узнают. Но отказать не могу. Только Жени нет — убили его. А Егора отправлю к вам. И еще одного дам, Татарина. Он молодой, но толковый.

Глава III

Чтобы отправить электрограмму, Зубатов пошел на Ново-Александровский рынок, имея в виду купить себе паспорт и зарегистрировать на него новый номер. Но оказалось всё гораздо проще: за 10 рублей продавались уже готовые номера.

— А кому он принадлежит? — спросил Зубатов, получая из рук щербатого детины в картузе бумажку с коряво написанным карандашом номером и кодом.

— Кому принадлежит, того уже нет, — ответил продавец и расхохотался собственной шутке.

На пересечении Садовой и Большой Подьяческой Зубатов зашел в будку публичного аппарата ЭМАСа, которые стояли в Петрограде почти на каждом углу. В них можно было, введя свой номер и код, отправить электрограмму, а также получить всё, что прислали с момента последнего подключения.

«Жду вас сегодня в 17.00 в Полторацком пер., 7, в заведении «У Ангела»», — немедленно пришел ответ.

Когда бы Зубатов руководил в Петрограде уголовным розыском хотя бы полгода, то лично знал бы не только все заведения, но и всех обитателей этой улицы. Но он занимался политическим сыском, а потому имел о ней представление только из еженедельных полицейских сводок, когда ему случалось их читать. Лучшего места для встречи, чем Полторацкий переулок, во всей столице не найти. Если Сенная площадь была чревом Петрограда, то выходивший из неё в сторону Фонтанки отросток мог по праву считаться его кишкой, через которую из чрева выходят наружу все нечистоты. Но не грязными облупившимися домами и неровной, местами повалившейся булыжной мостовой (кого в этом районе столицы можно было таким удивить?), а своею публикой славился переулок. Во всех его первых этажах размещались кабаки или трактиры, верхние же занимали притоны и ночлежки, в которых церковные нищие и старьёвщики считались самыми респектабельными постояльцами. Большую часть своего времени, не занятого работой, они проводили в любую погоду, за исключением самых морозов, стоя на улице. Прищуренным взглядом провожали каждого прохожего, и тот чувствовал, будто на глаз и при этом безошибочно они оценили содержимое его карманов, и жив он остался лишь потому, что содержимое это показалось им неинтересным.