Элвис Пресли: Реванш Юга - [14]

Это характерная черта личности Элвиса: он придерживался своего выбора, своих пристрастий и предпочтений, не заботясь о мнении посторонних. Кстати, такая манера поведения помогла ему в отношениях с девушками: их покорила мягкость и восприимчивость ранимого подростка, в котором была какая-то женственность. Хотя образ накачанного самца был еще очень популярен, он уже не привлекал чувствительных девушек, более склонных оценить ум и сердечные качества.

Элвис интуитивно сознавал это и не пытался подстроиться под мужественный образ, тиражируемый американской поп-культурой. Намеренно отдаляясь от канонов, в которые он не вписывался, он делал все, чтобы отмежеваться от мужского стереотипа послевоенной эпохи: квадратная челюсть, короткая стрижка, джинсы и облегающая футболка. У него были даже претензии на оригинальность, и он сочинял себе ни на что не похожий образ, совсем иную внешность. Его эксцентричная манера одеваться была в его глазах броским способом отдалиться от образца, который он отвергал, потому что ему нравились яркие цвета, в особенности розовый с голубовато-серым отливом. Словно этого различия было недостаточно, он намеренно разделял свои костюмы, чтобы сильнее выделяться: в один день надевал черные брюки с розовым пиджаком, в другой день — наоборот.

Прическа была еще более действенным способом подчеркнуть свою непохожесть. Во времена, когда образцом считалась армейская стрижка «под полубокс», одно лишь то, что он отрастил волосы на затылке и зачесал их наверх, слепив этакий «банан» с помощью геля, было практически объявлением войны. Забота Элвиса о своих волосах была сродни наваждению, он никогда не расставался с расческой, поминутно доставал ее из кармана, чтобы подправить свой замысловатый кок. Это не облегчало его отношений с внешним миром. Помимо неодобрения взрослых, большинство одноклассников забрасывали его более-менее невинными шутками. Переживая из-за своей фигуры, Элвис с большим трудом добился зачисления в школьную команду «Тигры» по американскому футболу, но, отказавшись придать себе обычную спортивную внешность, вызвал недоверие и даже враждебность к себе со стороны товарищей по команде, которые регулярно зажимали его в раздевалке, грозя остричь его шевелюру. Несмотря на покровительство Рыжего Уэста, тренер в конце концов исключил его из команды именно за отказ постричься.

Тем, кто задавал вопросы по поводу его странного вида и бакенбард, которые он пытался отращивать, он говорил, что хочет быть похожим на дальнобойщиков с большими руками, которые разъезжают по американским хайвэям, однако не они служили ему образцом. На Юге, где строго соблюдалась расовая сегрегация, и в то время, когда достаточно было дать афроамериканцу более-менее значительную роль в кинофильме, чтобы власти Мемфиса его запретили, Элвис не мог открыто признаться, что это влияние негритянского гетто, если точнее — Бил-стрит, где процветали сутенеры и прочие жулики в костюмах «зут» всех цветов радуги: мешковатые брюки, длинные пиджаки с широкими плечами и огромными отворотами. Там же, на Бил-стрит, он с интересом приглядывался к модной у негров прическе, которую ввел в моду Кэб Кэллоуэй: он распрямлял свои курчавые волосы едким натром, делая укладку, вариантом которой был «банан» Элвиса.

Сложные прически и яркая манера одеваться вызвали интерес Элвиса еще в Шейк Рэг — негритянском квартале Тьюпело, где он прожил несколько месяцев. Переезд в Мемфис только усилил эту склонность, подпитываемую буйством красок и звуков в негритянском квартале. В доме 126 по Бил-стрит была лавка братьев Лански, перед витринами которой он подолгу простаивал, с вожделением разглядывая муаровые плащи ярко-оранжевого или блестяще-голубого цвета, желтые канареечные рубашки и лиловые галстуки, двухцветные штиблеты, костюмы, смешивающие бежевый и коричневый. Именно там одевались «звезды» негритянской общины, и Элвис мечтал однажды стать похожим на них.

Это удивительное и непреодолимое влечение к культуре меньшинства, вытесненного на обочину существующей системой, объясняется его растущим интересом к афроамериканским ритмам — прямым следствием его увлечения музыкой. В магазине грампластинок «Чарлиз Блюз Шоп» на Мейн-стрит он часами слушал новинки с неподдельным любопытством, одинаково интересуясь и эстрадными певцами типа Бинга Кросби и Перри Комо, и оперным певцом Марио Ланца, который прогремел в начале 1951 года песней «Будь моей любимой» из фильма «Тост Нового Орлеана».

Радио было для Элвиса еще одним способом находиться в курсе музыкальных новостей американского Юга, когда записи Эдди Арнольда, Хэнка Уильямса, Эрнеста Табба и Хэнка Сноу регулярно звучали в утренних передачах на WMPS. Но монополия певцов хиллбилли в радиоэфире была нарушена с появлением в Мемфисе первого радио, предназначенного для негритянской публики. Станция WDIA начала вещание 7 июня 1947 года. Она была создана двумя белыми бизнесменами и начала с музыки хиллбилли, но без особого успеха, пока не попробовала привлечь новую аудиторию, умело смешивая популярные песенки и классическую музыку. Результат вышел средненьким, и перед угрозой неизбежного банкротства владельцы радиостанции решились на последний эксперимент, попытавшись заинтересовать негритянскую общину Мемфиса и соседних областей, то есть потенциальный рынок в полмиллиона человек. Результат превзошел все ожидания, и WDIA стала в США образцом для подражания, тогда как покупательная способность чернокожего меньшинства («15 миллионов позабытых», как назвал их музыкальный журнал «Спонсор») разжигала аппетиты рекламодателей. Слушая WDIA, Элвис открыл для себя молодого Би Би Кинга, который каждый полдень вел там передачу «Би Биз Джибиз» («Bee Bee’s Jeebies»), и Руфуса Томаса, ведущего любительских конкурсов в Палас-Театре, с большим воодушевлением представлявшего новые афроамериканские хиты.