Элохим, о Элохим - [18]
Так говорил Мовшович, и одобрительно внимал ему Господь. (Что "одобрительно" это наше мнение, ибо никаких знаков одобрения Господь не подал. Зато не подал и неодобрительных. Что с некоторой натяжкой и позволяет нам сделать вывод об одобрении.)
Только ученики сомневались. Ибо не уверовавшим до конца чаша вина сейчас и маслина, чтобы загрызть вино, были им ближе, чем все сосуды и ветви в будущем.
И дабы укрепить их веру, Мовшович протянул руку через секунду в руках у каждого ученика оказалась кружка с прохладным красным вином и горсть блестящих, отливающих жиром, маслин. И сказал им и себе Мовшович:
- Прежде чем что-то обещать людям в будущем, надо что-то дать им в настоящем. Чтобы сегодняшняя краткость сладости дала им возможность почувствовать бесконечную сладость будущего. Пусть ближние и дальние ваши почувствуют хотя бы краткую любовь к ним. И тогда они обретут веру в бесконечность любви в будущем. В будущем мире. И будущем Храме.
17 И было утро, и был день. Но народ израилев не работал, не занимался ремеслами, не торговал, не занимался домашним хозяйством, а тянулся к Голгофе. Как выяснил Мовшович у бегущего с "полароидом" немца, на Голгофе должны были распять Иисуса, по прозвищу Христос.
- Опять? - удивился Мовшович.
Но немец, не услышав его, в толпе таких же любопытных, помчался дальне по Виа Долроза.
- Опять, Мовшович, опять, - услышал он голос Господа, - доколе будет существовать человек, дотоле будут распинать и Сына моего. Каждый человек, как частица Божья, будет распинаться, распинать других и самого себя. И через внешнее и внутреннее распятия, откроет путь к Господу.
- Что? - удивился Мовшович, - распинаемый, и распинающий одинаково предстанут перед тобой? С равными правами?
- Обязательно, - услышал Мовшович убежденный голос Господа. Если бы не было кому распинать, не было бы и распятого Сына моего. И некому было бы открыть путь к спасению.
- Ты хочешь сказать, Господи, что Иуда, предавший Иисуса, тоже открыл путь к спасению?
- Он - более всех. Он исполнил волю мою. И жертва его не менее велика, чем жертва Иисуса. Ибо Иисус будет возвеличен. А Иуда проклят в веках. Добровольно. Много времен пройдет, пока люди поймут жертву Иуды. И когда наступит Мое Царство, Иуда будет сидеть рядом с Иисусом. Но он не знал об этом. Поэтому неоценима жертва его.
- А посему, - перевел Мовшович слова Господа ученикам, - творите добро, не ожидая воздаяния. Творение добра само по себе воздаяние. Ибо творение добра есть частица творения Божия. Соизмеряйте дела ваши с вашими чувствами. И только Господу дано оценить, каковы ваши чувства. Короче говоря, бляди, любите Господа. И все, что вы наворотите во имя этого чувства, чувства любви, будет исчислено, измерено, взвешено. То есть, вени, види, вици.
И ученики с великим почтением и малым пониманием услышенного пошли вслед с толпой по Виа Делароза.
Казнь Христа давали во втором отделении. Так, во всяком случае, было обозначено в программе, которую Жук вытащил из сумки зазевавшегося капельдинера. А в первом шли разогревающие казни.
На Голгофе все было готово к началу представления. Занавес был открыт. Стояли столбы с хворостом, три распятия, лежали римский меч, кривой самурайский, плети, трезубцы. И прочие необходимые в хозяйстве вещи.
Трижды ударили в гонг. Вспыхнули светильники. Хотя было и достаточно светло. Потому что светило Солнце. Но какое же шоу без освещения. Грянула увертюра.
На смену выскочили гладиаторы, похватали исходящий реквизит и сошлись в изящном танце. В такт музыке из обезглавленных шей фонтанировала кровь. Отрубленные руки судорожно сжимали обломки мечей. Трезубцы с хрустом входили в грудные клетки. И вылезали из спины с отметками внутренностей.
Метались лучи света, по Голгофе полз искусственный дум, фонограмма становилась все громче и громче. И все громче становились вопли торжества и предсмертные хрипы участников представления.
Мовшович с окамневшим лицом наблюдал за действием. Раввин, Францисканец, Мулла и Книжники смотрели заинтересованно, как и прочие местные ученики. Хотя, помня кое-какие слова Мовшовича, испытывали некоторое смущение. И только Жук и Каменный Папа, пришедшие из другого времени и не знакомые с местными веселыми обычаями, молча блевали. Как будто после потвейна выпили водки, ликера, чечено-ингушского коньяка. И вместо своих двух пальцев ощутили в глотках чужой вонючий кулак.
Меж тем, на Голгофе остались только два гладиатора. Один из них лежал на спине. А второй, по имени Спартак, наступив ему на грудь и держа над головой меч, вопросительно смотрел на зрителей. Мнения их разделились. И Спартак повернул голову к правительственной ложе. Двое опустили пальцы вниз. Один мыл руки, делая вид, что происходящее не имеет к нему никакого отношения. А еще один разминал в трубке папиросный табак. Размял, прикурил, а потом коротко бросил:
- Я присоединяюсь к товарищам...
Меч Спартака взлетел вверх, короткой молнией скользнул вниз. И через секунду снова взлетел с нанизанной головой поверженного гладиатора.
Далее по прихоти режиссера фонограмма пошла в шестнадцать раз быстрее, и восстание Спартака тоже понеслось со страшной силой. И уже через три минуты четыре секунды Спартак был распят на вспомогательной сцене. В живописном обрамлении еще шести тысяч распятых.
Гномы все маленькие, но есть среди них самый-самый маленький. Его зовут Вася. И этот маленький Вася оказался непобедимым богатырем, с которым даже огромный Волк не мог справиться. А почему? Читайте и узнаете! Художники: Татьяна Андреевна Морковкина, Ю. Кладиенко.
В книгу «„Самый маленький гном“ и другие сказки» вошли самые известные сказки писателя-сказочника Михаила Фёдоровича Липскерова: «Как Волк телёночку мамой был», «Самый маленький гном», «Живая игрушка», «Уважаемый Леший». Поступки героев сказок очень похожи на поступки людей: храбрые – трусливые, добрые – злые, любопытные и равнодушные, смешные и грустные. Художники книги – художники мультипликационного кино Ирина Кострина, Леонид Каюков.Для дошкольного возраста.
В книге собраны популярные сказки-мультфильмы для детей и взрослых известного писателя и сценариста М. Ф. Липскерова.
Необычайно сложный в своей простоте главный герой отправляется в сентиментальное странствие по новой старой Москве, к местам своей юности. Но каждый шаг дается ему с трудом, и не потому, что стар и ноги болят, а потому, что вокруг – этот безумный, безумный, безумный мир... И чем ближе цель, тем она кажется недостижимее, и выхода нет, и путешествие становится бесконечным, и это... конец?..
Где-то на бескрайних просторах Руси затерялось небольшое селеньице с обычным русским названием Вудсток. И стоит там часовенка благоверного князя Гвидона. А внутри часовенки памятник древнерусского язычества – камень Алатырь, исполняющий желания. Ибо на кого еще надеяться русскому человеку? И повадились к этому камню шастать самые неожиданные люди самой неожиданной нравственности с самыми неожиданными желаниями. А у камня Алатырь сердце – не камень. От постоянного непотребного шакальства стал он грустить, плакать каменной слезой и истончаться.
«Черный квадрат» – роман необычный, динамичный, хаотичный, эксцентричный... В нем нет сюжета как такового, зато в избытке хватает неуемной фантазии автора, колоритных персонажей и реально-нереальных событий, а также тонкой иронии, черного и просто юмора, а еще какого-то там гротеска и прочей всякой всячины.Главный герой Михаил Липскеров (не автор) – он же Михайло Липскеровский, он же Мигель Липскеровес, он же Моше – не молод не стар, не богат не беден, не добр не вреден, в общем, клевый чувак, – блуждает по лабиринтам времени, по Волнам памяти в поисках своей любви – Лолиты, она же..
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.