Эльнара. Путешествие за море - [52]

— Больше всего я хотел бы сейчас оказаться на какой-нибудь мягкой постели, — капризно протянул Султан, почти не скрывающий удовольствия от искренней заботы Эли и ее беспокойства за его здоровье.

Девушка вернулась в часовню. Тщательно обследовав ее, она нашла у одной из стен широкую низкую деревянную скамью. Безмерно обрадованная этой находкой, Эльнара без лишних раздумий сняла с себя шубу и, оставшись в одном платье, застелила скамью. С огромным трудом поставив на ноги Султана и придерживая его за пояс, она маленькими шажками довела друга до скамьи, бережно уложила на импровизированную постель и укрыла его сверху чудом сохранившимся теплым чапаном. Оставшуюся часть ночи девушка провела дремав в ногах заснувшего блаженным сном Султана.

Наутро, накинув на себя коричневый жакет своего друга, в одном из глубоких карманов которого нашлось несколько серебряных лузов и даже один золотой линор, Эли отправилась на городской рынок и приобрела некоторые травы для лечения Султана да кое-какие продукты. Одна из торговок, узнав из завязавшегося разговора о лекарских способностях Эльнары, предложила ей осмотреть не так давно захворавшего супруга в обмен на старые вещи и хозяйственную утварь. Девушка тотчас же согласилась, и вскоре заброшенная старая часовня все больше стала походить на человеческое жилье. Весть о том, что девушка с далекого Востока быстро поставила на ноги тяжелобольного человека, быстро облетела Ласток, и уже совсем скоро к Эльнаре стали обращаться за помощью и многие другие нуждавшиеся в лечении люди. Прошло чуть больше двух недель, и рубцы на теле Султана окончательно зажили. Все это время он очень страдал от того, что бедной Принцессе приходится одной тянуть груз всевозможных забот, непосильный для хрупких женских плеч. Но теперь он разом повеселел и, строго-настрого запретив Эли заниматься хлопотным и по-своему тяжелым лекарским ремеслом, объявил, что отныне сам будет зарабатывать на кусок хлеба насущного. Само собой разумеется, после столь громких слов Султан, при любых обстоятельствах сохранявший верность своим привычкам, направился прямиком на городской рынок с твердым намерением приобщить отставших от жизни ластокцев к увлекательнейшей игре по метанию костей.

К искреннему удивлению хоршика, жители столицы королевства Ланшерон существенно отличались от простых добрых фарконцев, к которым, за время пребывания в их славном городе, он успел привязаться всей душой. Оказалось, в Ластоке не принято останавливать на улице незнакомых людей и разговаривать с ними так, будто с хорошими знакомыми, радостно улыбаясь и по-дружески хлопая по плечу. Надо сказать, ластокцы вообще почему-то редко улыбались и даже будто не умели ходить спокойным неторопливым шагом, который обычно отличает человека благополучного или, на худой конец, стремящегося казаться таковым. Большинство из них имело скверную привычку столь спешно передвигаться по улицам, что порой некоторые бедолаги едва успевали от них увернуться. Стремительно несущиеся кареты, управляемые наглыми лакеями из богатых домов, да вечно спешащие и всегда чем-то озабоченные столичные жители стрелой проносились мимо обескураженного Султана, отчаянно пытавшегося привлечь к себе внимание.

Уж чего он только для этого не делал! И выбирал для игры самые оживленные многолюдные места, и, словно цирковой жонглер, ловко подбрасывал вверх игральные кости, громко выкрикивая всевозможные шутки-прибаутки, и наряжался шутом, и пел веселые народные песенки, которым обучил его в свое время Васена, и плясал, и даже ходил на голове — а все без толку! Сдержанные в проявлении своих чувств, консервативные ластокцы не проявляли хоть сколько-нибудь живого интереса к необычному восточному человеку. Бедный Султан не верил собственным глазам, временами ему даже казалось, что даже если бы сам Аллах однажды вздумал удостоить своим благословенным посещением эту грешную землю, то вряд ли заносчивые ластокцы обратили бы на него внимание. Это весьма недалекое от истины мнение попытались опровергнуть двое мужчин, чье внимание хоршик привлек в один из теплых декабрьских дней на бойком перекрестке, распевая во весь голос игривую ланшеронскую песенку о любви незадачливого крестьянина Дасио к легкомысленной красотке по имени Мари.

Обрадованный нежданно-негаданно оказанным ему вниманием, Султан тут же прекратил пение и, не теряя даром времени, предложил мужчинам обучить их занимательной игре. Он театрально закатывал глаза, прикладывал руку к сердцу, причмокивал языком, пытаясь всем своим видом донести до нечаянных прохожих необыкновенное удовольствие, которое способна доставить игра, еще никому не известная в Ластоке. Вежливо выслушав все его страстные и весьма убедительные доводы в пользу игры, незнакомцы предъявили ошарашенному хоршику круглый медный орден, свидетельствующий об их принадлежности к армии глядельщиков, призванных следить за соблюдением порядка на территории королевства Ланшерон. Они долго и нудно рассказывали восточному гостю об Указе короля Генриха, который запрещает организацию и проведение любых азартных игр, после чего предложили пройти в контору и оформить соответствующий протокол. Султан, мысленно кляня себя за то, что, потеряв голову от радости, не удосужился разглядеть, во что одеты предполагаемые игроки, тихонечко сунул в руку каждому из служителей порядка по одному серебряному лузу и мирно с ними распрощался. Это, конечно, не остановило предприимчивого хоршика, но с тех пор он стал с большей осторожностью относиться к прохожим людям.