Эллинистический мир - [86]

В искусстве Гандхары быстро выделились школы: в Матхуре и в Амаравати. Самые прекрасные образцы этого искусства – рельефы и статуи из голубого сланца Гандхары и фигурки, сделанные из материала, имитирующего мрамор Хадды (Афганистан) и Таксилы (датируются римской эпохой – II–V вв.). Их рождение следует связывать С просвещенным покровительством, которое оказывал буддизму величайший властитель кушан – Канишка, с несравненным богатством его державы, с развитием буддизма Махаяны. Но, как представляется, хотя это спорно, зарождение искусства Гандхары относится к гораздо более раннему периоду, примерно к 100 г. до н. э. Именно в греко-индийских царствах греческое влияние, шедшее из Александрии и Сирии, могло проявиться с достаточной силой, чтобы преодолеть укоренившуюся в Индии традицию не изображать людей.

Таким образом, боги и герои греческой религии формировали буддийскую иконографию, как позже это произойдет с христианством. Парадоксально, но влияние греческой традиции будет сильнее на Востоке, чем на Западе. В течение почти тысячи лет Будда-Аполлон постепенно завоюет Индию, Центральную Азию, Индокитай, Китай, Корею, Японию, понемногу эволюционизируя и изменяясь. Трудно привести другой пример столь неожиданного отзвука эллинизма. Так с распространением буддизма медленно путешествовал прекраснейший из греческих богов, так далеко расходились волны от упавшего в воду камешка.

2. Недавние раскопки позволяют выявить феномен, схожий с возникновением греко-индийского искусства, – зарождение греко-бактрийского искусства. В Халчаяне, в руинах города, расположенного на берегах одного из притоков Амударьи, были найдены скульптуры, явно навеянные эллинистическими образцами, претерпевшими глубокие изменения в соответствии с иранскими вкусами. У Афины – бактрийский шлем и платье с узкими рукавами. Ее лицо выражает не мужественную безмятежность, свойственную дочери Зевса, а женственную нежность, и черты лица настолько индивидуализированы, что, вероятно, обладают портретным сходством с одной из сакских цариц. Нику изображают различными способами, но в несомненно местном религиозном и политическом контексте. На одном из барельефов она парит над [головой] <220> Митры, на терракотовом медальоне возлагает корону на царя, сидящего на зооморфном троне, в остроконечной шапке, рядом с ним стоит визирь.

Необходимо отметить, что все эти замечательные произведения датируются периодом следующим за гибелью Греко-Бактрииского царства, гибелью, которая не смогла препятствовать проникновению эллинизма по крайней мере в придворное искусство, так как терракотовые статуэтки самого разного типа – местные по стилю.

Интеллектуальные контакты

Отношения Индии с Западом не ограничивались обменом предметами роскоши и уроками греческого искусства. Устанавливалось лучшее понимание между обоими мирами. Конечно, подобные контакты были не внове. Некоторые восточные элементы пифагорейства, возможно, заимствованы из Индии. Во всяком случае, «великий год», равный 10 800 годам, в течение которого, по Гераклиту, звезды возвращаются на свои места, кажется, действительно индийского происхождения. Аристоксен из Тарента, ученик Аристотеля, рассказывает о посещении Сократа индийским мудрецом, который учил его, что познать человеческий мир невозможно, не зная божественного,– история эта, правдива она или нет, вполне вероятна.

История науки (астрономии и медицины особенно), также может дать примеры подобного влияния Востока на Запад. В «Гиппократовом корпусе» встречаются индийские методы лечения. В трактате «О ветрах» описывается нарушение циркуляции «ветра в организме», что соответствует воззрениям брахманов. Платон в диалоге «Тимей» объясняет равновесие организма взаимодействием трех основных субстанций: воздуха, флегмы и желчи, а это классическое учение индийской философии.

Благодаря обмену посольствами и торговым связям в эллинистические государства Средиземноморья увеличился приток информации о далеком Востоке. (Александрийский фарс, сохранившийся на папирусе, рассказывает об одиссее греческих моряков, потерпевших кораблекрушение на Малабарском берегу. Их принимает царь этой страны, и, пируя вместе с ним, они забывают о своих несчастьях.) В греческом мире восхищались примерной жизнью и мудростью гимнософистов. Знаменитая <221> беседа Кинея с его учителем Пирром о тщете человеческих желаний любопытным образом напоминает диалог между царем Коравио с Буддой Раттхапалой.

Конечно, не всегда можно говорить о факторе влияния. Например, он исключается в случае появления настоящей софистики в Индии и Китае одновременно с Грецией. Или в случае с китайцем Гуй Цзу, который на сто лет позднее Зенона Элейского доказывал, что палка, укорачиваемая ежедневно наполовину, бесконечна,– ведь он не мог знать об опытах своего предшественника. Но между двумя регионами высоких цивилизаций, которые были связаны столькими нитями, устанавливалось трудноопределимое взаимопроникновение (осмос).

Мы видим сходство в понимании царской власти, и нам представляется, что апатия и атараксия недалеки от нирваны. Уже Мегасфен отметил подобное сближение нравов и идей. Он был послом Селевка Никатора в Паталипутре и оставил описание своего путешествия, которое было, по всей видимости, одним из основных источников об Индии периода эллинизма.