Елизавета Тюдор - [43]

Ее первые шаги по возвращении в Шотландию удивительно напоминают то, что делала Елизавета в Англии, с той лишь разницей, что Марии Стюарт пришлось действовать в явно враждебном окружении. И тем не менее молодая женщина сумела повести себя так, что страсти улеглись, мятежные подданные смирились с тем, что у них будет королева-католичка, придворные ворчали, но стали все чаще приходить в королевскую часовню, чтобы послушать мессу вместе с ней. Она очаровала многих приятной, спокойной манерой обхождения, веселым нравом и умением найти подход к каждому. Правда, Мария «царствовала, но не управляла». Реальная власть находилась в руках протестантских лордов — Мэтланда и Мюррея, ее незаконнорожденного брата. Оба были англофилами, благодарными Елизавете за поддержку во время протестантского восстания. Разумеется, в этих условиях ни о каких демаршах Марии против Англии или ее встречных претензиях на английский престол не могло быть и речи. Она и сама очень скоро осознала необходимость политической переориентации: во Франции при новом короле Карле IX ее родственники Гизы теряли прежнее влияние, а испанцы, хотя и приветствовали в ней католичку, по-прежнему рассматривали ее как ставленницу враждебной Франции. При отсутствии союзников добрососедские отношения с Англией были очень важны для нее.

А Мюррей и Мэтланд вдруг со всей очевидностью поняли, что именно благодаря правам Марии между Англией и Шотландией возможен блестящий политический компромисс, всеобъемлющий и устраивающий всех: если королева Елизавета твердо решила не выходить замуж, почему бы ей не объявить шотландскую кузину своей официальной преемницей? Это навсегда привяжет к ней бывшую соперницу, превратив ее в союзницу, а уния Англии и Шотландии совершится бескровно и безболезненно.

Марии идея понравилась, Елизавету поначалу удивила: она предпочла бы безусловный отказ кузины от прав на английскую корону. Она вовсе не желала назначать наследника, что шло бы вразрез с ее извечным правилом держать всех в неопределенности, а следовательно, в зависимости от ее собственного выбора. К тому же кандидатура католички была крайне непопулярна среди англичан. Тем не менее королева Англии вступила в переговоры. Здесь были возможности для торга, для игры, а значит, и для выигрыша. Ее козырем было право решать судьбу престола, сильной картой Марии — права на него. Их позиции были равны. Это проявилось и в том, что к шотландскому двору устремились дипломатические сваты со всей Европы. Те самые кандидаты, которые соревновались за руку Елизаветы, очень быстро осознали, что брак с Марией Стюарт, шотландской вдовой, может со временем принести в приданое не только Шотландию, но и Англию. Однако это могло случиться, только если Елизавету устроил бы такой брак и она объявила бы Марию законной преемницей.

Итак, по иронии судьбы интрига завязалась вокруг проблемы, которая вызывала раздражение у Елизаветы и вовсе не такие отрицательные эмоции у Марии, ибо последняя твердо намеревалась выйти замуж, хотя еще и не знала, за кого. В течение трех лет королевы переписывались, именуя друг друга «добрыми сестрами», и обменивались подарками (Елизавета одно время носила на запястье медальон с миниатюрным портретом Марии в знак симпатии к родственнице). Их отношения стали ровнее, и, может быть, если бы им удалось встретиться, две молодые женщины смогли бы лучше понять друг друга и проникнуться доверием. Но их трижды намечавшаяся встреча откладывалась по политическим мотивам: во Франции обострились религиозные гонения против гугенотов, и протестантской королеве, по мнению ее совета, не следовало в этих условиях встречаться с католичкой.

Парадоксально, но Елизавета, кажется, была единственной в английских правящих кругах, кто неплохо относился к Марии Стюарт. Все члены Тайного совета как один восстали против идеи встречи с ней и каких-либо переговоров о престолонаследии. Они и думать не хотели о новой католичке (память о Марии Кровавой еще была слишком свежа), да к тому же еще и иностранке на троне. А может быть, их не в последнюю очередь пугала перспектива увидеть на престоле очередную женщину? Не случайно Сесил в ответ на предложения Мюррея пробурчал: «Господь поможет Англии, и у ее величества королевы Елизаветы будет сын-наследник» (и восстановится естественный порядок вещей, добавим мы за него). Действительно, ему, наверное, было страшно вообразить на троне Англии четвертую правящую королеву подряд.

Уильям Сесил тревожился понапрасну: его госпожа не собиралась совершать необдуманных шагов в игре с шотландкой. Назови она Марию своей преемницей, и той или ее будущему мужу сразу захочется скорее получить вожделенную корону, не дожидаясь естественной смерти английской королевы. Средств сократить ее дни нашлось бы более чем достаточно — яд, кинжал, католический мятеж, религиозная война. Она сама прекрасно знала, каким искушениям подвергается претендент при живом монархе. Поэтому Елизавета не могла и не собиралась одобрять ни один из брачных проектов, представленных ей Марией. Ее возможный брак с доном Карлосом, сыном Филиппа II, или любым другим католическим принцем был слишком опасен. Претендентов-протестантов отвергала сама Мария. Шотландка начинала терять терпение, так как угодить ее «старшей сестре» не представлялось возможным. Их партия грозила зайти в тупик.