Елизавета Тюдор - [4]

Но не только этикет и интеллектуальные досуги связывали королевскую чету. Как верная супруга, Екатерина более всего стремилась выполнить свой первый долг перед королем и страной — даровать им наследника, однако несчастной женщине это было не суждено. Год за годом она рожала Генриху детей, которые умирали, прожив несколько дней (среди одиннадцати младенцев было трое мальчиков), и каждая новая смерть ложилась на ее сердце страшной тяжестью. Из всех детей, рожденных Екатериной Арагонской, выжила лишь одна дочь — принцесса Мария. Отец был горячо привязан к ней, но ему был необходим сын, который унаследовал бы его престол. Порою, отчаявшись, он заявлял, что завещает трон герцогу Ричмонду — своему незаконнорожденному сыну от связи с фавориткой Бетти Блаунт, хотя это и не могло обеспечить твердую линию наследования. Екатерина между тем старела, и надежды королевской четы таяли. Генрих отдалялся от нее, вызывая жалобы и упреки королевы. Как всегда безжалостный к тем, кто его разочаровал, он решил избавиться от неудачливой супруги. Поскольку развод в королевской семье был по тем временам делом неслыханным и недопустимым с точки зрения католической церкви, король недвусмысленно намекнул супруге, что ей следует подумать об уходе в монастырь. Испанка наотрез отказалась.

Именно в этот момент появилась женщина, которая не только разрушила устоявшийся уклад семейной жизни Генриха, но и расколола страну на два непримиримых лагеря, столкнувшихся между собой.

Все началось с прекрасных миндалевидных глаз леди Анны Болейн — одной из фрейлин Екатерины Арагонской. Есть удивительная точность в английском названии фрейлины: «lady-in-waiting» — «леди в ожидании», всегда наготове, чтобы оказать услугу, леди в очереди за милостями, которые могут на нее пролиться. Анна Болейн была далеко не первой в веренице тех, кто желал бы услужить не столько королеве, сколько королю, и не отличался при этом щепетильностью. На этом пути ей предшествовала старшая сестра — Мэри Болейн, которая стала фавориткой короля, когда Анна еще только расцветала. Обе они были дочерьми Томаса Болейна — удачливого придворного, в течение нескольких лет являвшегося послом во Франции. Генрих нередко наведывался в его живописный замок Хивер в Кенте, неподалеку от Лондона, где среди великолепных парков и лесов, за окруженной водой крепостной стеной росли два прелестных создания, с которыми король приятно проводил время в галантных беседах.

Совсем молодой девушкой Мэри Болейн была отправлена во Францию сопровождать сестру Генриха VIII. Вскоре к ней присоединилась и Анна. Скромный, полураспустившийся кентский цветок был внезапно пересажен на богатую заморскую почву. В XVI веке, как и ныне, для многих европейцев, особенно северян, Париж был образцом и законодателем мод во всем — от одежды до выговора. Он притягивал английскую аристократическую молодежь как магнит. Образование и воспитание молодого дворянина считались законченными лишь после так называемого большого тура — путешествия по континенту с обязательным посещением Парижа. Для юной девушки французский двор стал высшей школой этикета, отточившей ее манеры, утончившей вкус. Молодая англичанка оказалась весьма способной к языкам, вскоре ее французский сделался безупречным, и никто не принимал ее за иностранку. Ее образование было даже слишком серьезным для девушки ее круга и положения: она много читала и увлеченно коллекционировала книги, ее привлекала теология, и Анна инстинктивно склонялась к тем идеям, которые можно было назвать евангелическими или прореформационными. Почетное место среди ее излюбленных авторов занимали Лефевр д’Этапль и Клеман Маро; первый был выдающимся теологом, второй — прекрасным поэтом. Позднее, по свидетельству ее духовника, Анна будет постоянно держать под рукой выполненный д’Этаплем французский перевод Библии и неизменно обращаться к нему и «другому подобному чтению, находя в нем удовольствие».

Когда миловидная девушка с необычными литературными пристрастиями вернулась в Англию, при дворе блистала Бетти Блаунт, очередная фаворитка короля Генриха. Анна не могла сравниться с ней внешностью (современники не находили ничего примечательного в ее лице и фигуре, шею считали слишком длинной, а злые языки даже поговаривали о шестом пальце на ее руке), однако она произвела очень сильное впечатление на ценителей женской красоты своей живостью, непосредственностью, неподдельным французским шармом, которого безуспешно стремились добиться ее подруги. Она была легка, изящна и стройна, уверена в себе, удивляла тем, что на равных поддерживала беседу с мужчинами, и ее суждения были далеко не глупы. Но главное, что вызывало всеобщее восхищение, — это ее необыкновенные карие глаза. Генрих VIII был сражен ими. Он стал проявлять первые признаки влюбленности в 1525 году и, вероятно, полагал, что после обязательного, но недолгого периода куртуазных ухаживаний легко добьется благосклонности молодой леди. В этом не сомневался и ее отец Томас Болейн, который за «заслуги» своей старшей дочери получил немало милостей от короля, со временем став графом Уилтширом и Ормондом, и, должно быть, жалел, что у него только две дочери. Анна, однако, оказалась умнее и сестры и отца. Уроки французского двора не прошли даром, и она скромно, но решительно сказала королю: «Нет», подразумевая при этом: «Да, но…» Это было ново и весьма рискованно с таким необузданным человеком, как Генрих, но неожиданно понравилось ему, продлив период галантных ухаживаний, переписки, полной вздохов, томления и уверений в любви. Генрих прекрасно чувствовал себя в роли влюбленного кавалера, соперничающего за расположение прекрасной дамы с другими вздыхателями. Правда, прежние поклонники Анны почтительно отстали и составляли арьергард королевской охоты, предоставив Генриху в одиночестве преследовать желанную добычу. Один из них, поэт и дипломат Томас Уайатт, позднее перевел на английский один из сонетов Петрарки, в котором уподобил Анну Болейн царственной лани, а Генриха — кесарю: