Елизавета Петровна - [11]

. Когда именно они сблизились, источники не уточняют. Возможно, это произошло летом 1727 года, и не исключено, что в присутствии императора. Едва ли Петр II произвел бы скромного капрала сразу в сержанты без заслуг или просьбы кого-то из своего окружения. Кстати, в канонической биографии Елизаветы лето 1727 года отмечено фавором А. Б. Бутурлина и лихими оргиями с участием императора в Петергофе. Ни первое, ни второе не подтверждаются документами (реляциями дипломатов, придворными журналами, деловой перепиской). Бутурлин довольствовался ролью преданного друга, не более того. Не зря современники окрестили Александра Борисовича «рабом» цесаревны. Да и логика той интриги, какую плела «дщерь Петрова», на амуры отвлекаться не позволяла. Риск был почти смертельный, в чем наша героиня вскоре убедилась. Что касается оргий, то с 10 июня по 20 августа Петр II из Санкт-Петербурга не отлучался, а развлекался в основном на Васильевском острове в компании сестры Натальи, тетки и Остермана. Не стоял ли капрал Шубин в карауле и не привлек ли к себе высочайшее внимание каким-либо неординарным поступком?

Как бы то ни было, а цесаревна в него влюбилась по-настоящему. Только потому и отважилась на безрассудство — открыто флиртовала с царем, втайне отдавалась простому гвардейцу. 9 января 1728 года Петр II отправился из Северной столицы в Москву, 4 февраля въехал в Белокаменную, а спустя три недели короновался. В один из дней накануне блестящей церемонии Остерман сообразил, что скрывает Елизавета под маской легкомысленной ветреницы. В ту пору Андрей Иванович, воспитатель царя и вице-канцлер, коротко сошелся с послом Испании Джеймсом Стюартом герцогом де Лириа-и-Херика. Благодаря депешам и дневнику герцога мы знаем, как именно разоблачили Елизавету Петровну.

Догадавшись, что она «лелеет мысль взойти на престол, вышед замуж за царя», Остерман, во-первых, предупредил об опасности Алексея Григорьевича Долгорукова, своего заместителя по воспитательной части и (с 8 февраля 1728 года) члена Верховного тайного совета. Вдвоем они выработали тактику дискредитации принцессы, довольно банальную. Сыну Долгорукова Ивану, с 11 февраля 1728 года обер-камергеру императора, поручили соблазнить хитрую девицу. На придворном балу 3 марта Долгоруков приударил за цесаревной. Елизавета его ухаживания приняла, но единственно затем, чтобы распалить ревность Петруши. В свой альков настырного кавалера она не впустила, так что незамысловатая затея провалилась. Импульсивный Иван Долгоруков даже разозлился на вице-канцлера, затеявшего авантюру, чуть не рассорившую его с монархом. Отец с трудом сумел успокоить разгневанного сына и усадить подле Остермана, чтобы сообща отыскать новый способ уничтожения Елизаветы. Ничего лучше тотальной слежки не придумали. Она-то и принесла долгожданные плоды.

Ориентировочно в конце июля шпионы доложили о секрете цесаревны Остерману и Долгоруковым, а они немедленно уведомили государя. Тот не поверил, потребовал прямых улик. Что именно продемонстрировали царю, неизвестно, однако он убедился в правоте своих гофмейстеров, и 26 августа 1728 года на именинах великой княжны Натальи Алексеевны над головой дочери Петра Великого разразилась гроза. «На сем празднике все заметили величайшую перемену в обращении царя с принцессою Елисаветою. Прежде он безпрестанно говорил с нею, а теперь не сказал ей ни одного слова и даже ушел не простившись», — записал де Лириа в дневнике. То, что герцог услышал о красавице, повергло его в шок, так что он даже не осмелился доверить обвинения бумаге, назвав их «разными слухами, разсеваемыми ее врагами». Зато французский резидент Маньян в реляции от 2 сентября не постеснялся сообщить в Версаль: «Сближение… ея с одним гренадером, зашедшее, как некоторые полагают… слишком далеко, стало лишать ее со дня на день расположения царя, особенно… с тех пор, как она несколько недель тому назад отправилась пешком на богомолье в монастырь… испросить для этого гренадера исцеление от недуга».

Елизавета отлучалась из Москвы с 1 по 16 августа 1728 года в сопровождении «одной дамы и Бутурлина». Может быть, и Петр II в это время инкогнито посетил ту же подмосковную обитель, в 60 верстах от города? 5 сентября принцесса отмечала свое тезоименитство. Петр II приехал только на ужин и, встав из-за стола, тотчас покинул дворец цесаревны. 7 сентября государь с большой свитой умчался из Москвы в деревню — охотой лечить рану, нанесенную лицемерной Елизаветой^{10}. Та отныне должна была забыть о свадебном венце, царской короне, отцовском престоле и абсолютной власти. Начинался двенадцатилетний период опалы.

Глава третья В ОПАЛЕ

«Красота ея физическая — это чудо, грация ея неописанна, но она лжива, безнравственна и крайне честолюбива. Еще при жизни своей матери она хотела быть преемницей престола предпочтительно пред настоящим царем. Но [так] как божественная правда не восхотела этого, то она задумала взойти на трон, вышедши замуж за своего племянника. Но и этого не могла добиться. Во-первых, потому что это противно русской религии… Во-вторых, потому что своим дурным поведением она потеряла благоволение царя. После всего этого теперь она живет, скрывая свои мысли, заискивая у всех вообще, а особенно у старых русских, которые чувствуют себя оскорбленными в своих обычаях» — так отозвался о Елизавете Петровне герцог де Лириа 18 ноября 1728 года. Двумя неделями ранее он же заметил: «От ея честолюбия можно бояться всего. Поэтому думают или выдать ее замуж, или погубить ее, по смерти царя заключив ее в монастырь».