Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других - [170]

. Они должны были завершиться в первых числах февраля, ибо день рождения Петра приходился на десятое число этого месяца. На комиссии, собравшейся в прежнем дворце Бестужева, председательствовал Никита Трубецкой. Штелину поручили заняться декором, притом не забывать об аллегорических изображениях и надписях, а также подготовить оформление катафалка, на котором тело будет доставлено в Петропавловский собор. В помощь себе он привлек архитектора Вюста, коему поручалась окончательная отделка; пригласили также множество французских и немецких скульпторов, имена которых нигде не упоминаются. Однако их финансовые запросы оказались столь велики, что вскоре по совету распорядителей работ Павлова и чеха Юста их всех уволили, призвав вместо них шестьдесят русских мастеров и подмастерьев. Они воздвигли двадцать статуй, сорок капителей, двадцать четыре урны и сорок стел и памятных знаков, украшенных ракушечной облицовкой и ветвевидным орнаментом. Петр бдительно надзирал за ходом работ. Стоит поразмыслить, почему он придавал такое значение погребальной церемонии в честь своей тетки, которой он был, разумеется, обязан троном одной из ведущих европейских держав, но также и насильственной ссылкой в страну, чьей культуры он никогда не принимал. Видимо, он хранил верность монархическим ритуалам, рассчитывая посредством этой церемонии косвенно подчеркнуть всю незыблемость своих законных прав.

Похороны Елизаветы были организованы в духе традиции, начало которой положил Петр Великий. Усопшая императрица сначала покоилась в опочивальне, куда имели право входить только высшие правительственные сановники. Затем тело, облаченное в платье цвета серебра с белой кружевной отделкой, уложили в гроб и выставили в парадной зале, через которую проходили чередой сначала персоны, наделенные некоторыми привилегиями. Стены залы задрапировали черной тканью с серебряным шитьем — на этих вышивках библейские мотивы чередовались с государственной символикой. Гроб, задрапированный блестящим золотистым шелком, ниспадающим до полу, водружался на место трона, на возвышение под балдахином с горностаевой отделкой. На ступени трона поставили двенадцать канделябров. Императорские регалии и ордена разложили на десяти табуретах. Позади умершей установили знамя с гербами империи, а у ее ног — серебряную чашу, наполненную рисом и виноградом из Коринфа. Священники ежедневно обновляли ее содержимое^{986}. Тело Елизаветы должно было оставаться открытым для обозрения в течение месяца; после нового литургического богослужения народ получал право отдать последние почести той, чье милостивое и счастливое царствование так восхвалялось.

Швейцарский ювелир Позье оставил нам свидетельство о том, какая двусмысленная ситуация сложилась после кончины Елизаветы. При организации погребальных церемоний отчетливо проявилось соперничество Петра и Екатерины, каждый из которых стремился показать, что власть переходит именно в его руки: император ревностно надзирай над строительством катафалка, его супруга столь же усердно занималась презентацией останков и регалий, особенно ее заботила корона, надетая на голову покойницы. Злополучный женевец, уже не понимая, какому святому молиться, в конце концов прямо спросил нового царя, вправе ли он следовать указаниям его жены. Петр согласился: поскольку работа ювелира происходит в уединении — правда, относительном, ибо во дворце, — здесь главенствующая роль Екатерины ничего не доказывала. Швейцарец не смог скрыть волнения, когда вошел в парадную залу, где лежала Елизавета. Шесть тысяч свечей горели здесь, ярко озаряя помещение. Приближенные дамы царицы, ее фрейлины, камер-фрау, все в черном, окружали гроб, но держались на некотором расстоянии. Многие заливались слезами. Священники в полном траурном облачении читали молитвы. Следуя непреложному обычаю, Позье приблизился к гробу. Надо было поклониться три раза, при двух первых поклонах коснувшись рукой пола. Прежде чем преклонить колена и облобызать руку покойной императрицы надлежало распростереться ниц и лбом коснуться пола. Когда ювелир исполнял вес это, внезапно вошла Екатерина в сопровождении пажа, она несла корону, изготовленную им же специально для этого случая, на ней была начертана надпись, гласившая, что Елизавета Петровна, самодержица весьма благочестивая, великая государыня, рождена 18 декабря 1709 года, взошла на трон монархиней и императрицей 25 декабря 1741 года, скончалась 25 декабря 1761 года. Заметим, что означенная здесь дата коронации на самом деле была датой государственного переворота: таким образом, захват власти представлялся актом более законным, нежели помазание, — знак важный, едва ли не пророческий…

Екатерина поманила ювелира к себе, желая, чтобы он помог ей надеть корону на голову усопшей. Он предусмотрительно сделал корону на маленьких винтах, чтобы можно было ее расширить. Это и впрямь пришлось сделать, пустив в ход щипцы, потому что голова Елизаветы сильно распухла. Было слышно, как перешептывались дамы: всех восхищало самообладание Екатерины, которая, будучи беременной уже далеко не на первом месяце, собственноручно возилась с короной, надевая ее на голову усопшей. Впечатления ювелира были ужасны: несмотря на ладан и благовония, запах, исходящий от тела, был так невыносим, что он едва не лишился чувств