Элитология Платона - [84]

Платон исключительно сосредотачивается на проблеме воспитания одной только будущей элиты. Саму же элиту он подразделяет непосредственно на саму элиту («класс» стражей) и на сверх- или суперэлиту («класс» философов-мудрецов, правителей его идеального государства). В идеальном государстве должен быть соответствующий ему идеальный человек. И Платон действительно рисует картину того, «каким он, по-настоящему, должен быть».

Платоновская методика элитопедагогики исходит из того, какую роль в идеальном государстве должен играть будущий представитель класса стражей. Так как деление на классы у Платона происходит по «природным задаткам» конкретного человека, то главным житейским качеством такого субъекта будет его профессионализм. Солдат не обязан шить себе сапоги, а сапожник — воевать вместо солдата. Каждый должен делать то дело, к которому имеет больше всего наклонность. «Профессионализм класса стражей более всего несовместим с другими занятиями, так как оно требует особого мастерства и величайшего старания. Для этого занятия требуется иметь соответствующие природные задатки». В деле охраны государства требуются «юноши хорошего происхождения», обладающие мужеством, главным отличительным качеством которого будет являться «яростный дух». Однако, они должны быть кроткими к своим людям и грозными для неприятеля. Но где найти такого человека, который бы был одновременно и кротким, и отважным? Ответ Платона прост — его следует правильным образом воспитать.[328]

Страж — это благородное животное и «белокурая бестия», Ницше прямой его аналог, если не одно и то же.[329] Страж — сверхчеловек, отчего и воспитание его должно носить элитарный характер. Безупречный страж по своей природе будет проворным и сильным, справедливым, а также будет обладать стремлением к мудрости и познанию. Для Платона «стремление познавать и стремление к мудрости — это одно и то же». А страж по природе своей души должен стремиться к мудрости.

Выращивание и воспитание стражей должно носить двоякий характер: «Трудно найти лучше /воспитание/ того, которое найдено с самых давнишних времен. Для тела — это гимнастическое воспитание, а для души — мусическое» (Там же,376е). Мусическое воспитание предшествует гимнастическому и включает в себя словесность, которая делится на истинную и ложную. Ложная словесность есть миф. Роль мифов в воспитании стражей очень велика. Это начало воспитания, и воспитатель должен строго следить за их отбором. Он должен рекомендовать родителям будущего стража (а эта начальная стадия воспитания проходит еще в домашних условиях), что и как рассказывать детям из мифов. Ложь Гомера и Гесиода о пороках богов надо рассказывать тайно и лишь тем, кто уже для этого подготовлен, иначе несправедливые поступки Урана или Кроноса будут служить примером для подрастающего поколения. Поэтому первые мифы, которые слышат дети в своей жизни еще из уст своих матерей, должны быть очищены от этого поэтического разврата и самым заботливым образом направлены к добродетели. Уже в этом юном возрасте человек должен стремиться к тому совершенству, которым обладают боги, главным качеством которых является истина. Отсутствие истины — это укоренившееся в душе невежество, свойственное человеку, введенному в заблуждение: «Словесная ложь — это уже воспроизведение душевного состояния, последующее его отображение» (Там же, 382b). Чем оправдывает Платон цензуру мифа? Извиняясь перед Гомером за то, что он предлагает вымарать из его стихов явно лживые и вредные для юношества сцены, Академик утверждает, что воспитание идеального человека должно начинаться с правильно поставленной речи. Благоречье (евфемия), однако, это не только благоговейная молитва, но и благоговейное молчание (Законы,800b-801е). Евфемия не может содержать в себе ложь. Ложь противна как богам, так и людям. Поэтому, умалчивая о поэтической лжи молодежи, цензор мифа совершает благое дело — он сеет истинное знание в сознание будущего человека элиты.

В воспитании «достойного человека» велика роль и поэзии. Отбрасывая в сторону все низменное, что «особенно простым людям», Платон советует обращать более пристальное внимание на благородные поступки прославленных героев. Он затушевывает пороки Ахилла или Феникса, потому что страшится поверить тому, чтобы столь благородные люди могли совершать такие низкие поступки. Герои — дети богов — опорочены поэтами. Герой — идеал, пример совершенства, и брать взятки, убивать пленных или прелюбодействовать он не может, ибо его добродетель не терпит этих гнусностей (Государство, 391а — 393а). Дела героев достойны упоминания именно вследствие их природного достоинства, а не из-за их недостатков. Пороки, приписанные им поэтами, являются на самом деле не их собственными, а пороками самих поэтов, их тайнами, скрытыми от общества нереализованными желаниями. Стражи должны с детства подражать мужественным, смелым, рассудительным и свободным людям: «А того, что несвойственно свободному человеку и что вообще постыдно, они и делать не должны… чтобы из-за подражания не появилась у них склонность быть и в самом деле такими» (Там жe,395с-е). Если таким подражанием заниматься с детства, то оно входит в привычку и в природу человека — меняет и наружность, и голос, и духовный склад.