Эликсир ненависти - [10]

Деннисон кивнул.

— Да, — хрипло ответил он. — Это жизнь.

— Сама жизнь, — подтвердил Иль Веккьо, поднимая сосуд. — Жизнь в немногих малых каплях. И это мое. Как и Фауст, я знаю тайну, но, в отличие от него, я не отдавал в обмен за нее душу. По крайней мере, пока. Нет, мне только пришлось произвести около двенадцати тысяч экспериментов и довести их до конца, следуя строго научному методу. Итог оправдал нечеловеческий труд. Смотрите, теперь я покажу вам само вещество! — Улыбаясь, он взял с полки градуированную пробирку. Тщательно осмотрел ее. Прополоскал дезинфицирующим раствором, который смыл дистиллированной водой. Затем, поставив близ себя, начал отворачивать золотую крышку сосуда.

— Алкагест! — воскликнул он. — Да, я назвал его именем, которое Парацельс дал воображаемому всеобщему элементу. Идея вообще-то была ошибочной, ибо нет и не может быть субстанции, которая бы и преображала низкие металлы в золото, и обновляла бы также протоплазменный уршлейм, который лежит в основании всяческой жизни. Мысль Парацельса о том, что жизнь огонь, а тело род горючего, никоим образом не верна. Я доказал, что жизнь сама по себе тоже материальна. А вот горючее, оно начисто сжигает шлаки и освобождает тело от боли, упадка и смерти на веки вечные. — Говоря, он закончил снимать крышку. Затем уверенной рукой уронил в пробирку ровно семь капель блистательнейшей, поразительнейшей жидкости. Золотая, как и сосуд, с радужными переливами, она покоилась, несравненная в своем великолепии, на дне пробирки из кремниевого стекла.

— Видите? — спросил Иль Веккьо. — Можете ли вы подсчитать ценность этого вещества? Можете оценить, какие сокровища потоком захлестнут меня, если я поведаю о нем миру и соглашусь его продавать? — Он поднес пробирку к свету и стал поворачивать туда и сюда. — Миллионеры, короли, императоры, вы представляете себе, как они совершают ко мне паломничество, выказывают почтительность и делают мою жизнь невыносимой? Разве вас удивляет, что кроме Уитэма и вас, который пришел ко мне от него, я не открыл этого ни одной живой душе?

Американец, которому стало нехорошо от переполнивших его чувств, оперся о край длинного стола и непроизвольно протянул руку, как будто намереваясь схватить пробирку. Но старик предостерегающе покачал головой.

— Нет, нет! — вскричал он. — Вы не понимаете! Вы не осознаете до конца, какие опасности заключены в этом веществе. Даже я пока не знаю, как много или как мало его требуется, чтобы сделать процесс жизни статичным или повернуть угасание вспять. Я должен принести в жертву великое множество морских свинок, делая им подкожные инъекции этого раствора, прежде чем полностью все установлю. Наберитесь терпения. — И он начал переливать жидкость обратно во фляжку. — Видите ли, — добавил он, — я не могу долго оставлять его в контакте с воздухом, ибо вещество очень летучее.

— Вы… вы… не можете дать… — пробормотал гость.

— Да как я могу? — удивился Иль Веккьо, вновь заворачивая крышку. — Будьте благоразумны, мой друг, и будьте удовлетворены. Ведь вы увидели то, чего еще не видели глаза ни одного человека, кроме меня. Разве этого мало?

— Но послушайте!..

— Нет, нет, что угодно, только не это! Во имя науки! Невозможно!

— Это ваше последнее слово?

— Ну, ну, где же ваша профессиональная этика? Ведь не можете же вы действительно просить у меня Алкагест? Мой дом ваш, мой сад, мой стол, моя библиотека, все, что я имею, но даже я отказался бы купить себе новую молодость такой ценой, выпив это.

— Значит, вы станете возиться с морскими свинками и кроликами и отказываетесь сделать меня вашим подопытным? Отказываетесь спасти мою жизнь?

— Дело не в этом, — ответил старик, теперь показывая некоторое раздражение. — Как может быть, чтобы человек, умственно развитый, как вы, настолько меня не понимал? Кох или Пастер с новой сывороткой, Эрих со своим 808-м, неужели вы считаете, что они могли бы применить свои открытия, как следует их не разработав, пытаясь помочь одному человеку? Разве весь мир не осудил бы и не проклял их за такой поступок? Ждите. Наберитесь терпения. Посмотрим. Если вы, как я надеюсь, ошибаетесь касательно вашего состояния и согласитесь погостить у меня несколько месяцев, кто знает, что может случиться? Успокойтесь, мой друг, и мы посмотрим.

Проклятие сорвалось с бледных искривленных губ американца. Во внезапном приступе гнева, явив силу, о которой он у себя и не подозревал, обезумев от призрачной надежды, он набросился на Иль Веккьо. Тот, прежде чем смог уклониться или ударить в ответ, или даже позвать на помощь, оказался схвачен за ворот, перекрученный так, что пресеклось дыхание. Деннисон научился этому приему много лет назад в полузабытые дни в колледже. И теперь, четыре десятка лет спустя, воспользовался им. Иль Веккьо задыхался, бился, хватал ртом воздух и взмахивал обеими руками. Золотой сосуд, пролетев по дуге, глухо ударился о цемент и укатился. Деннисон последним усилием, оставшимся у него, швырнул задыхающегося патриарха о верстак, и тот упал без чувств среди обломков аппарата. Затем с кошачьим проворством американец метнулся туда, где лежала остановившаяся в углублении близ раковины золотая фляжка. Миг, и Деннисон подхватил ее.