Эликсир для избранных - [18]

— Да куда он меня выгонит? — отмахнулась Алина. — Он без меня не может.

Некоторое время она молча пила чай, потом взгляд ее упал на картонную коробку с прадедовыми документами, которая так и стояла на кухне. Алина вытянула голую ногу и подцепила пальцами крышку коробки.

— Что это? — спросила она.

— Да так, бумаги.

— Что за бумаги?

Мне не хотелось снова все рассказывать с самого начала.

— Бумаги. Прадеда моего.

— А кто был прадед? — спросила Алина, заглядывая в коробку.

— Ученый. Физиолог. Академик ВАСХНИЛ.

— Вот как? А как звали прадеда?

— Павел Заблудовский. Слышала о таком?

— Нет, не слышала.

— А ведь он был довольно известным ученым в тридцатые годы.

— Да? А чем занимался?

— Вот в этом мне и предстоит разобраться. Пока я знаю только, что он считался основоположником целого направления в науке — лизатотерапии. Он предлагал лечить различные заболевания с помощью специальных препаратов — лизатов. Механизм я тебе точно описать не могу…

— И что потом?

— В смысле?

— Ну, зачем тебе это? Какой выхлоп?

— Статью напишу.

— Для кого? Для своего журнала?

— Бери выше! Для сборника трудов Казанского ветеринарного института. Может быть, даже выступлю с докладом на научной конференции.

— О, интересно!.. Дашь потом почитать?

— Конечно.

Алина посмотрела на меня, потом на часы на стене и отодвинула недопитую чашку с чаем.

— Мне пора, — сказала она и встала.

Рубашка распахнулась, открыв красивый круглый живот и маленький, аккуратно подстриженный кустик волос на лобке. Внутри у меня опять все заныло. Я встал на колени и поцеловал Алину в пупок.

— Жаль, что тебе надо уходить…

— И мне жаль.

— А помнишь, как мы с тобой один раз заснули после секса и чуть не проспали все на свете?

— Помню.

— А потом бегали по квартире, как герои какой-то кинокомедии, собирая трусы, часы, телефоны, тюбики помады… И ты все повторяла: «Муж меня убьет!»

— А ты говорил: «Тогда оставайся, я предоставлю тебе политическое убежище!»

— А ты сказала: «Нет, милый…» Впервые назвала меня милым.

— И еще я все-таки забыла тогда зонтик и шарф…

— Кроме зонтика и шарфа после тебя остался запах твоих духов… Я долго его чувствовал на подушке.

— Пора идти, — сказала она. — Цветы я сегодня заберу.

— А как же конспирация? Ты провалишь все явки…

— К черту конспирацию! Проводишь меня немного?

Москва, вечер того же дня

Вернувшись домой, я прошел на кухню. Зачем-то включил чайник и сразу выключил. Подошел к окну и выглянул во двор. Уже темнело, накрапывал дождь. Где-то внизу тренькнул домофон и послышались голоса. Что-то неразборчиво сказала женщина. Хлопнула дверь, и снова стало тихо. Не было в мире громких звуков. Только изредка шелестел по асфальту, разбрызгивая лужи, невидимый автомобиль. Мне было грустно. Я представил, что Алина не ушла, а просто ненадолго отлучилась. Сейчас она вернется, и мы снова ляжем в постель. Я представил, как скину с себя все и нырну к ней под одеяло, в темную духоту. Как снова стану целовать ее спину, живот, бедра… А она будет слабо отбиваться: «Фу! Ты холодный!» — «Я сейчас согреюсь, родная…» Что-то сдвинулось в наших отношениях. Ничто ведь не может оставаться неизменным неопределенно долго, все развивается и движется куда-то. «Ведь она права, меня перестали интересовать другие женщины. Интересно, а для нее что-то изменилось? Так посмотреть, вроде бы и нет. Но ведь она не бросает меня… Мы уже больше года вместе… или не вместе, а как-то рядом. И я все чаще думаю: что дальше? Вот если она разведется с мужем, сделаю я ей предложение? Хм… А ведь сделаю. По крайней мере, мне это уже не кажется невозможным…»

Чтобы отвлечься от мыслей об Алине, я уселся на стул и решительно пододвинул к себе коробку с прадедовыми документами. Вот возьму сейчас что-нибудь и прочитаю. Да вот хотя бы те же «Материалы о гистолизатах», которые с предисловием Плетнева. Ну-ка!

Я раскрыл книгу наугад: «…Белок сам по себе не ядовит, но все высокомолекулярные продукты распада белка в той или иной мере ядовиты; по мере расщепления ядовитость падает. Аминокислоты не ядовиты. Следовательно, высокомолекулярные продукты распада клеток (альбумозы и пептоны) ядовиты и специфичны, а продукты глубокого распада (абиуретовые) неядовиты и неспецифичны. Строго говоря, последние свойства присущи всецело только аминокислотам. Аминокислоты можно считать биологически почти индифферентными, но продукты аминокислот, образующиеся при их декарбоксилировании, так называемые протеиногенные амины, по своей ядовитости превосходят пептоны; для образования протеиногенных аминов необходимы, однако, особые условия (гниение, патологический распад)…»

Я захлопнул книжку. Эйфория улетучилась. «Бедная мама! — подумал я. — Неудивительно, что ты ничего не поняла в этой китайской грамоте. Не огорчайся! Твой сын тоже ни черта не понял. Но с этим надо что-то делать, надо хотя бы в общих чертах понять, о чем речь… Продраться сквозь это самостоятельно не представляется возможным. Значит, надо найти кого-то, кто мне в двух словах все это объяснит. Вот только кто бы это мог быть?»

Я отложил в сторону книжечку «Материалов» и взял в руки том трудов профессора Заблудовского. Быстро пробежал оглавление, потом вернулся к началу. Перед статьями шло предисловие.