– Ого! И что, ты так про любого можешь рассказать? – Элмерик присвистнул.
Скрывать восхищение не стал – всё равно бы не получилось.
– Ага… хочешь, про тебя расскажу?
– Не. – Бард мотнул головой; пожалуй, он был не готов к рассказу о себе в исполнении Джеримэйна. – Давай лучше про Брендалин.
– Никак соскучился? – Джерри нашарил в кармане припасённый сухарь. – И чего ты в ней только нашёл? Она же такая вредина!
– Тебе не понять. – Элмерик вздохнул. – Вот когда сам влюбишься…
– Упаси меня божечки! Все влюблённые такими дураками становятся! – Джерри громко захрустел найденным сухарём. – Ладно, хочешь – слушай. Твоя Брендалин вроде тихоня, но себе на уме. Задирает нос. Низкорождённых в грош не ставит. Зато жадная до знаний, как я, если не больше. Мастер Патрик считает её любимой ученицей, дозволяет брать его книги и даже оставляет одну в кабинете. Ещё с ней вечно случаются мелкие напасти, а вот почему – это интересный вопрос… может быть, какое-то проклятие? Брендалин любит молоко и тыквенное печенье, а ещё – голубой цвет. Кстати, она не такая белоручка, какой хочет казаться. И вовсе не боится мышей: когда её некому защищать, сама спокойненько гоняет их метлой. Ей важно, как она выглядит и какое впечатление производит на окружающих. Но, в отличие от Мартина, ей нужно, чтобы ею восхищались, а не любили.
– Конечно, с тобой она не будет милой, – фыркнул Элмерик. – А про мышей я не знал…
На самом деле не знал он не только про мышей. И слова Джерри ему не понравились.
– Помяни моё слово: твоя Брендалин та ещё штучка! – Джеримэйн даже сухарь свой грызть перестал. – Я понятия не имею, сколько в ней настоящего, а сколько – напускного.
– А ну-ка полегче! – нахмурился Элмерик. – Мы говорим о моей невесте, между прочим.
– Ну, ты спросил – я ответил. – Джерри стряхнул с колен крошки. – Я своё мнение никому не навязываю.
– Как и я.
– Ой ли? Рыжий, открой глаза: ты же вечно судишь людей по себе. И каждый раз ноешь, когда они не оправдывают твои ожидания.
От такого несправедливого обвинения бард аж задохнулся, а когда вновь обрёл дар речи, заорал:
– А ну-ка повтори, что ты сказал!
– Правда глаза колет? – Джеримэйн, напротив, заговорил тише. – Может, всё это не со зла, не спорю. Но ты недальновиден, упрям, как осёл, и почему-то всегда рассчитываешь, что другие тебя поддержат. А когда этого не происходит – удивляешься. Мол, как они смеют?
– Не себя ли ты сейчас описал? – Элмерик с крика перешёл на шипение.
– Опять драться полезешь? – Джерри со вздохом отряхнул крошки с ладоней. – Да я вообще могу заткнуться. Но ты подумай о том, что я сказал. Думать, вообще-то, не вредно.
– Тебе просто нравится меня злить, – скривился бард.
– Не особо. Хотя ты смешной, когда злишься.
– Ты… – Элмерик был уже не рад, что затеял этот разговор.
Ну правда, разве Джерри мог сказать хоть что-нибудь хорошее о нём или о Брендалин? Да он же просто завидует – вот и старается укусить побольнее. Нет, надо быть выше этого – не поддаваться, когда снова полезет.
Но Джеримэйн молчал.
Элмерик выждал ещё немного и, не удержавшись, полез сам:
– Что, нечего больше сказать?
– Может, и есть. А толку? – Джерри вглядывался в темноту, будто что-то заметил; потом покачал головой – наверное, померещилось.
Мало-помалу гнев утих, а вместе с тишиной вернулся и страх. Элмерик немного повертелся, повздыхал, прочистил горло и пошёл на мировую:
– Может, сменим тему? Ты вроде план хотел обсудить…
– Нет никакого плана. – Джерри развёл руками. – Его придумать надо. А мне, как назло, ничего путного на ум не приходит. И ты ещё отвлекаешь…
– Опять я виноват. Может, найдёшь себе другого козла отпущения?
– А другого тут нет! – хохотнул Джеримэйн. – Поэтому либо заткнись, либо давай думать вместе. Скажи, что ты умеешь? Эту… как её… песнь поношения знаешь?
Элмерик вытаращился на него.
– Спятил? То есть спасибо, что польстил! Но её только высокоранговые барды знают. Хвала, хула и сон – венец чаропевческого мастерства. Думаешь, если бы я усыплять мог, стали бы мы морочиться с маковой настойкой?
– Я потому и спрашиваю, что в чаропении ни ежа не смыслю. – Джерри поставил локти на колени и сплёл пальцы под подбородком. – Плевать, что могут или не могут другие. Важно, что можешь ты.
– Не так уж много на самом деле. – Элмерик шмыгнул носом. – Чаропение – это не просто набор заклинаний. Его потому и сравнивали раньше с дикой магией, что из уже известных мелодий можно слагать новые, складывая и упрочивая чары. Можно быть хорошим музыкантом, но не бардом. Зато бард – всегда хороший музыкант.
– Бр-р, ничего не понял. – Джеримэйн помотал лохматой головой. – Давай, объясни, как для низкорождённых.
Элмерик глянул на него с укоризной.
– Я знаю, как унять волнение. Но это скорее магия для нас самих – всегда полезно сохранить трезвый рассудок в битве.
– Да, неплохо.
– Могу попробовать сковать противника. Но на пару мгновений, не больше.
– Иногда и мига достаточно. Что ещё?
– Могу раскалить металл. Чтобы, например, враг бросил меч или нож. Но рукоять нагреется не сразу.
Джерри покачал головой.
– Полезно, но не в нашем случае. Сомневаюсь, что Мартин попрёт на нас с мечом. Скорее всего, это будет дикая магия. Мы можем не позволить ему колдовать?
