Елена, любовь моя, Елена! - [61]

Огорчение Аякса было так велико, что бедняга лишился рассудка и однажды, оказавшись в загоне для скота, вступил в бой с баранами, которых принял за ахейских военачальников. Сокрушая их, он называл всех по имени. Говорят, за одну ночь Аякс порешил больше сотни животных, а двух белоногих овнов привязал даже к столбам, чтобы сподручнее было с ними расправляться. Бедные бараны отчаянно брыкались, а он всячески поносил их:

– Вот тебе, Агамемном, и еще, и еще… получай! По удару за каждую твою подлость и еще по удару за каждого преданного тобой человека! А ты, Одиссей, непревзойденный обманщик, знай: хорошенько отдубасив тебя, я еще отрежу лживый твой язык и брошу его свиньям!

На рассвете, совершенно обессиленный Аякс вознес молитву Гермесу, чтобы тот препроводил его тень на Асфоделевый луг,[100] и эриниям – чтобы они отомстили за него. Затем герой воткнул свой меч рукояткой в землю и бросился на него так, чтобы острие попало в единственное уязвимое его место – подмышку.[101]

У моряков есть легенда: говорят, что во время возвращения на Итаку Одиссей попал в жестокий шторм и потерял все доспехи Ахилла, но они, по воле Фетиды, не утонули – волны вынесли их на берег у Ретейского мыса, к самой могиле Аякса.

Похороны Ахилла, естественно, по пышности вполне соответствовали положению и заслугам погибшего, хотя, если уж быть совсем откровенными, придется признать, что воины его недолюбливали, ибо не могли простить ему долгого отсутствия на поле брани. Группа нереид во главе с Фетидой собралась вокруг покойного и, умастив его тело драгоценными благовониями, безутешно оплакивала героя. Девять муз завели погребальную песнь, продолжавшуюся семнадцать дней и семнадцать ночей. По такому случаю с троянской равнины прибыл и пятнадцатилетний сын Ахилла Неоптолем, родившийся на Скиросе,[102] когда переодетый в женское платье герой скрывался среди дочерей и наложниц царя Ликомеда.

На восемнадцатый день тело Ахилла было сожжено на костре. Его прах смешали с прахом Патрокла и поместили в изготовленную Гефестом золотую урну, которую захоронили на Сигейском мысу, в месте, обращенном в сторону Фтии. И по сей день мореплавателям, пересекающим пролив грозовой ночью, кажется, будто до них долетает голос Ахилла, декламирующего стихи божественного Гомера, а с троянской равнины доносятся конский топот, грохот колесниц и бряцание оружия.

Неоптолем, именуемый также Пирром, поклялся, что не успокоится, пока не заколет Поликсену на могиле отца, и он выполнил бы эту клятву не дрогнув, если бы совет старейшин во главе с Агамемноном вдруг не помиловал девушку, сославшись на ее юный возраст. В действительности же Агамемнон хотел умилостивить Кассандру – сестру Поликсены и свою новую наложницу. Однако ахейцы, узнав о решении вождя, возроптали: «Что важнее – меч Ахилла или постель Агамемнона?» На этот вопрос им ответил сам Пелид, а вернее, его тень. Как-то ночью она явилась воинам на Сигейском мысу, и они услышали ее стенания: «Разве мне не полагается моя доля трофеев?» Тогда девушку вытащили из узилища и за волосы приволокли на Ахиллов курган. Там она сама распахнула на своей белоснежной груди тунику, чтобы Неоптолем мог вонзить в нее карающий меч.

После смерти Ахилла и Аякса греков охватило беспокойство: кроме Диомеда, среди них не осталось больше героя, способного устрашить троянцев. За девять лет войны для всех стала очевидной горькая правда: самым действенным оружием оказался не меч, а лук, и если среди троянцев было много выдающихся лучников, которыми все они очень гордились, то ахейцы считали постыдным пускать в ход лук – оружие трусов, а не героев. Географ Страбон прочитал на какой-то древней колонне изречение, запрещавшее пользоваться в битвах любым метательным оружием, даже камнями. Плутарх в своих «Моралиях» рассказывает о солдате, который, умирая, воскликнул: «Мне не так страшна смерть, как сознание, что принял я ее от стрелы белоручки-лучника».

Но и без того Агамемнон не мог больше продолжать войну: прошло почти десять лет после начала боевых действий, и царя снедала тоска по дому. Жена его – красавица Клитемнестра с нетерпением ждала возвращения супруга, а их трое детей уже так выросли, что, вернувшись, он мог бы их и не узнать. Но главное – ради чего все это? Ради трофеев, которых к тому времени могло основательно поубавиться, поскольку все богатство Приама ушло на выкуп тела Гектора? Хорошенько все взвесив, Агамемнон решил, что оставаться долее у стен Трои совершенно бессмысленно. С другой стороны, и домой с пустыми руками возвращаться не подобало: как посмотрят на это ахейцы? Многого он не требует, достаточно, если Парис позволит себя убить! Да только как заставить этого трусливого троянца выйти на равнину?

Из всех детей Приама Парис, безусловно, был самым осторожным: он никогда не участвовал в открытом бою, а в тех случаях, когда ему все-таки приходилось покидать город, он прятался где-нибудь в хорошо защищенном месте и оттуда метал в противника свои проклятые стрелы. Наиболее верным способом выманить его из Трои было, пожалуй, объявить состязание в стрельбе из лука. Тщеславный Парис наверняка примет вызов: но кто рискнет сразиться с ним? Единственным возможным противником Париса был Тевкр – сводный брат Аякса Теламонида, но после самоубийства Аякса с Тевкром и заговаривать об этом не стоило: он так ненавидел Агамемнона, что ни в коем случае не стал бы сражаться во славу сына Атреева! Кто-то назвал имя Филоктета – забытого героя, которого греки девять лет назад бросили раненым на каком-то острове в Эгейском море.