Елена Блаватская - [32]

Когда чью-либо мысль надо было передать стуком, положение было другое. Прежде всего, ей надо было прочесть мысль спрашивающего, запомнить и объяснить ее, затем следить за тем, как произносят одну за другой буквы алфавита, и направлять поток воли, чтобы он произвел стук при нужной букве.

Часто бывало, что сестра моя что-то читала, а мы — наш отец, гувернантка и я — не желая ее тревожить, обращались ментально к невидимым силам и в тишине, держа наши мысли про себя, записывали буквы, которые выстукивались на ближайшей стене или на столе. Интересно, что такой безмолвный разговор с этой «разумной силой», которая всегда излучалась в присутствии моей сестры, был особенно интенсивным, когда она спала или была серьезно больна.

…Она уже давно оставила разговоры с помощью стуков (особенно когда она жила в Мингрелии) и находила более удобным отвечать словесно или письменно. Это она делала сознательно и просто, как она объясняла, наблюдая мысли людей, которые исходили из их голов лучистыми спиралями или в виде струй, принимающих определенные тона и формы.

Часто такие мысли и ответы на них запечатлевались в ее мозгу и формировались в слова и фразы. Насколько я понимаю, здесь происходил процесс соединения ясновидения с чтением мыслей. Иногда во время записывания Блаватская, казалось, впадала в состояние комы или магнетического сна с широко раскрытыми глазами, но и при этом все же рука ее шевелилась и она продолжала записывать. Когда в таком состоянии она отвечала на ментальные вопросы, ответы ее редко были неудовлетворительными.

Здесь сама Блаватская дает примечание: «Вполне естественно, ибо это не был магнетический сон и никакая не «кома», но обыкновенное состояние интенсивного сосредоточения, когда малейшее рассеяние приводит к ошибке. Люди, знакомые лишь с медиумическими явлениями и не знающие наших философских основ, часто совершают эту ошибку».

Все это время ее оккультные способности не только не ослабевали, но с каждым годом становились все сильнее. Казалось, что она по своей воле может выполнить все, что угодно… Однако случайные, эпизодически происходящие феномены становились все реже, но когда они происходили, то были всегда очень необычными.

После возвращения к жизни и здоровью (после своей таинственной болезни) Блаватская покинула Кавказ и уехала в Италию.

Уже перед отъездом в 1863 году в ее способностях произошли существенные изменения.

В то время, когда я это пишу (1885 г.), вот уже более двадцати лет прошло с того времени, когда еще происходили независящие от ее воли феномены. Не могу сказать, когда именно произошла эта перемена в ее оккультных способностях, так как она в это время жила вдали от нас и при встречах мы редко этого касались, лишь в письме она однажды прямо ответила на этот вопрос: «Теперь я уже никогда не буду подверженной внешний влияниям».

Я верю этому заверению, потому что в течение пяти лет мы имели возможность наблюдать, как постепенно изменялись ее способности.

В Пскове и Ругодеве еще не редко случалось, что она не могла ни контролировать эти проявления, ни прекратить их. Позже мы наблюдали, что она становилась все более способной овладевать ими. В конце ее пребывания у нас, после неожиданной и тяжелой болезни в Тифлисе, стало очевидным, что она может вызывать эти явления и проводить их по своему желанию.

Она продемонстрировала это, прерывая феномены по своей воле на несколько дней или недель. Когда этот срок истекал, она могла их снова вызвать или не вызвать и разрешала своим близким выбирать, что им захочется. Короче говоря, мы все убеждены в том, что, когда проявлялась ее могущественная природа, она могла своей несокрушимой волей, тем или иным способом, сделать послушными силы невидимого мира, население которого она отказывалась называть «духами и душами».

Время невосполнимых утрат

В тифлисское знойное лето 1860 года Е. П. Блаватская познакомилась со своим двоюродным братом — двенадцатилетним Сережей Витте, миловидным, застенчивым и бледным. Трудно было предположить, что спустя много лет он, министр финансов при Александре III и Николае II, станет среди российских чиновников первым лицом: архитектором новой индустриальной России.

Он и она остались в памяти русских людей. У каждого из них было свое поприще, но их объединяло общее в характере. По существу, они жили, как получится, любили прихвастнуть, проявляли в нужные моменты вероломство, удивляли окружающих своей мелочностью, отличались скрытностью. Вместе с тем они обладали развитым интеллектом и сильной волей, неуемной энергией и потрясающей проницательностью. Когда надо было, видели людей насквозь.

Родовые черты Долгоруковых и Фадеевых проглядывают во всем их поведении, таком неординарном и запоминающемся.

У них не было злого умысла, зачастую их поступки определяли страсти и романтические надежды. Они бывали иногда нетвердыми в своих решениях и занимаемой позиции, даже с ущербом для собственной репутации.

В воспоминаниях С. Ю. Витте, написанных им в шестьдесят два года, Блаватская предстает не в розовом свете и не с лучшей стороны. Он описывает ее с чувством внутренней обиды, вызванной не столько ее поступками, затрагивающими честь семьи, сколько явным несоответствием оригинала сложившемуся в его юном сознании образу роковой женщины.