Элементарно, Холмс! (сборник) - [80]

Я сунула дрожащие руки в карманы и сказала, что да, я замерзла, после чего Ким пообещал мне чай.

Уилл Шипли надел белые матерчатые перчатки и держал письма и вырезки обеими руками, словно хрупкое стекло. Я представила римскую полицию, с таким же благоговением изучающую мусор, собранный в переулке, где убили моих родителей. Я посещала их лаборатории. Просматривала фотографии. Постоянно звонила. Они не обижались. Смотрели на меня своими душевными итальянскими глазами, как на картинах Караваджо, и говорили, как им жаль, что нет никаких новостей.

– Сундук, – удивился Шипли. – Люси Парр Проспер забрала сундук Мэри Холдер…

Когда моих родителей убили, мне пришлось придать делу огласку, тщетно вымаливая информацию и улики. Но у «Траста» были обширные базы данных и связи по всему миру. Шерлока Холмса очень любили.

Прошла неделя – без плача и теней; каждую ночь я оставалась в Фэрбенке. Ждала, надеялась, в том же оцепенении, в котором провела годы жизни. Ким, Уилл и их коллеги были возбуждены, радовались, словно Холмс, своей охоте на сокровища. Также я чувствовала их глубокую надежду: они верили, что я объявлю свои планы насчет дома. По-прежнему не зная, что я живу на жалкие гроши.

В Риме ничего не происходило. Один из моих любимых детективов ушел из полиции, чтобы открыть магазин одежды в Милане.

На девятый день моего пребывания в Англии появилась зацепка. В фермерском доме нашелся сундук, но 1940-х годов. Уилл и Ким были разочарованы, однако безупречно вежливы.

– Я по-прежнему считаю, что под «союзником» имелся в виду сам Холмс, – как-то вечером сказал Уилл. – Знаете, когда доктор Уотсон писал о деле вашей семьи, он упомянул, что Шерлок Холмс получил вознаграждение в размере тысячи фунтов. Мне нравится думать, что он отдал эту тысячу Мэри. – Он улыбнулся мне. – Чтобы оплатить доставку сундука и билет на «Хэмпстед». И компенсировать расходы тех «двоих», что заботились о ее сыне.

– В письмах об этом ничего нет, – заметила я.

– Верно, но они могли обсуждать это в каком-то предыдущем письме. Или, может, она желала проявить в этом вопросе такт. Викторианцы имели странное отношение к деньгам.

«В отличие от нас», – подумала я. Я почти не сомневалась, что к этому моменту он понял, что у меня нет денег: теперь он обычно предлагал заплатить за обед. А я не хотела позволять ему – но позволяла. Я начала размышлять о том, не сдать ли в субаренду мою квартиру в Риме. Однако вернулась прежняя паника: я должна быть там и следить за делом родителей.

– Ей требовались деньги, чтобы воплотить план в жизнь, – сказал Уилл. – Сомневаюсь, чтобы сэр Джордж выплачивал ей содержание. Значит, если только она не ограбила мужа, Мэри достала деньги из иных источников.

Я чуть не ответила, что и «Трасту» придется ремонтировать Фэрбенк за счет иных источников. Но заглянула ему в глазах и подумала о… может, не годовщинах свадьбы, а возможностях. Его мечтах. Надеждах. «Холмс траст». Мире за пределами грязного переулка.

– А как вы думаете, что произошло с сундуком? – спросил он. – Может, Просперы отдали его Холмсу? Что, если в нем было нечто удивительное, что помогло ему раскрыть еще одно дело?

Он выглядел взволнованным. А я наконец поняла, что проводила ночи в Фэрбенке, прислушиваясь к плачу; я зациклилась на разбитых надеждах и смерти. Он же видел улики, и загадки, и волнения.

Была вторая зацепка и третья. Возможно, четвертая.

Через три недели после того, как я вступила во владение Фэрбенком, меня осенило, что я не могу вспомнить, когда последний раз звонила в римскую полицию или перебирала в уме улики из дела моих родителей. Я поняла, что жду информацию по четвертой зацепке.

– Что случилось с твоим сыном? – спросила я влажный воздух Фэрбенка. Могла существовать другая ветвь Холдеров. Родственники, о которых я даже не подозревала.

Четвертая зацепка ни к чему не привела. Уилл сказал, что средства, выделенные на поиск сундука, почти исчерпались, и начались разговоры о том, чтобы сдаться. Это стало бы потерей, такой потерей, и я не могла смириться с этой мыслью. Я всю ночь бродила по Фэрбенку и слышала тихий плач. На моих щеках были слезы. Когда солнце взошло, я вытерла их. А может, это сделала за меня Мэри.

Когда Нью-Йорк проснулся, я набрала телефонный номер. Несколько секунд молчания, после того как мой былой издатель сняла трубку. Я знала, что должна умолять. Должна просить прощения. Я испортила ее репутацию в издательстве. Я была ее автором – и провалилась.

– Я готова вернуться к работе, – поклялась я. – Хочу написать книгу в честь Шерлока Холмса. О моей родственнице. Ее дядя – мой двоюродный прапрадедушка – был клиентом Холмса, и она оказалась преступницей.

– Неужели. – Голос издателя потеплел. В нем звучал интерес. – Введи меня в курс дела.

Я рассказала ей историю Мэри Холдер и ее сундука, не упомянув о призраках. Не хотела, чтобы она решила, что я все еще не в себе.

– Но я пока не знаю, чем все закончится, – предупредила я.

– Что ж, ты пишешь ужасы. Можешь сделать концовку открытой. Сказать, что некоторые загадки не следует решать.

– Да. Именно. Пусть читатели сами придумают концовку.