Элементал и другие рассказы - [8]

... и на то было две причины. Первая: он убил впервые, и вторая: ему требовалось время, чтобы выкопать могилу.

Он выбирал место чрезвычайно тщательно; было необходимо, чтобы могила была сухой, на нее па­дал свет раннего утра, и она была защищена от восточного ветра. Потому что Артур хотел посадить над Агатой герань, и по опыту знал, что это ценное растение довольно привередливо по части того, в какую сторону поднимать стебли.

Проблемы начались на глубине двух футов. Ар­тур достиг мелового слоя, и ему потребовалось во­семь часов усердной работы, чтобы сделать могилу приличной и безопасной. В это время причина не­привычной и непосильной работы лежала на кро­вати — лицом вниз с открытым ртом.

Конечно, у Артура был мотив убить Агату. Он ее не любил. На самом деле, он никогда ее не любил, но на раннем этапе их знакомства он по уши влю­бился в ее деньги. Но, увы, это была безответная страсть, ибо направляемый Агатой золотой поток не достигал жаждущих рук Артура, и вместо того чтобы жать, ему приходилось сеять.

«Муж должен содержать жену».

Так она любила говорить, а однажды с юмором заметила: «То, что твое — мое, а то, что мое — это только мое», и Артур направился к садовому сараю, где любовно ласкал острое лезвие кирки- мотыги.

Так, обманом, как он считал, лишенный своих законных денег, Артур оказался единственным об­ладателем стокилограммового женского тела — с требованиями супружеских обязанностей. Рассеял­ся сон о домохозяйке средних лет, которая выпи­сывает крупный ежемесячный чек и спит удовлетворенным сном в отдельной спальне.

— Как насчет сегодня? У меня разыгралась фан­тазия.

Худощавый тридцатилетний посмотрел на туч­ную пятидесятипятилетнюю и содрогнулся.

— Тебе уже не следует думать об этом... — про­бормотал он.

Агата нашла это замечание чрезвычайно забав­ным. Она взревела от смеха; три ее подбородка за­тряслись, огромные груди заколыхались, и гигантские ноги закачались как чудовищные стволы де­ревьев, когда она попыталась унять веселье.

— Не следует? Да я только вошла во вкус. Я в любой день могла сломать тебе хребет.

Артур подумал, что это вполне возможно.

— Ты бы хотел меня отшлепать?

Ему стало дурно.

— Или сыграть в прятки между моими буфера­ми?

Так что, совершенно ясно, ей пришлось умереть. Она умерла. Артур задушил ее шнуром для штор, и Агата выражала свое необоснованное отношение до самого конца. Ей понадобилось пятнадцать ми­нут, чтобы умереть, и Артур был выжат как лимон, прежде чем жизнь покинула тело Агаты.

Он похоронил ее при лунном свете.

Это была непростая задача. Агата была слишком тяжелой, поэтому пришлось ее тащить, и он со­вершенно выбился из сил. Гравитация помогала. Толчок скинул ее с кровати, и она плюхнулась на пол с противным хлюпающим звуком. К счастью, она упала на прикроватный коврик, который по­служил санками, поэтому он смог дотащить Агату до окна. Выбросить ее из окна было сложнее. Она застряла, и хотя Артур навалился спиной на широ­кие ягодицы и толкал, пока его лицо не приобрело занятный фиолетовый оттенок, Агата не сдвину­лась с места. Наконец, вспомнив армейскую пого­ворку: «Пот спасает жизни, мозг спасает и то, и другое», он взял лопату и с помощью рычага, осво­бождая крошечный кусочек за раз, наконец с удовлетворением увидел, как Агата соскользнула с подоконника и услышал мягкий стук, когда она приземлилась на садовую тропинку.

Агата и при жизни не представляла собой осо­бенно приятное зрелище, а после смерти ее внеш­ность стала ужасающей. После падения из окна ее лицо стало кривобоким; нос расплющился, язык вывалился, один глаз вывалился из глазницы и ру­ка — правая — была сжата, будто даже сейчас Агата обдумывала месть.

Артур приказал желудку сдерживаться и заду­мался, как доставить свою худшую половину к ее — как он надеялся — последнему месту упокоения. Тащить ее по садовой тропинке он не мог, нести её было совершенно немыслимо; потом на помощь снова пришел интеллект. Тачка.

Это была штуковина из оцинкованного железа с отличным надутым колесом с красными спицами. Тачка была большой, можно даже сказать просторной, и могла вместить Агату до тех пор, пока ее ноги будут вести себя прилично. Проблема в од­ном: как он ее туда засунет?

Помог домкрат. Гладильная доска послужила рычагом, и скорее она была взгромождена на тач­ку, огромные ноги были вытянуты, гротескная го­лова откинулась назад, и Артур, стоя между ручек, был вынужден смотреть на кошмарное лицо с вы­сунутым языком и дергающимся на каждом шагу глазом. Снова и снова сжатый кулак ударялся о землю, и, мимоходом, даже уничтожил один из его призовых георгинов — в акте вандализма, который ожесточил его сердце. Он молча и бесцеремонно свалил ее в могилу, хотя раньше думал сказать не­сколько подходящих слов. Не похоронную службу, но что-то короткое, например: «Теперь мне будет намного, намного лучше», или: «Спи, спи и никогда не просыпайся», потому что у Артура была поэти­ческая жилка и он был начитан — качества, кото­рые Агата никогда не ценила.

Она упала в могилу лицом вниз, и Артур, не те­ряя времени, засыпал это отвратительное лицо с нахально высунутым языком и блуждающим глаз­ным яблоком. Меловая почва, которую было так трудно капать, очень легко летела обратно, и вско­ре яма была засыпана, земля прибита лопатой, по­том выровнена граблями так, что шестифутовый клочок земли походил на остальной ухоженный сад. Потом Артур заботливо посадил молодую ге­рань, утомился и пошел спать.