Ельцин и его генералы - [21]

Мне кажется, что вообще-то страшно несерьезно говорить о полноценно функционирующей президентской канцелярии в стенах Кремлевки. Ведь ни для кого уже не было секретом, что и врачи, и домашние Бориса Николаевича, и его помощники страсть как пеклись о том, чтобы он не загружал себя работой.

Зная кое-что больше положенного (мой дом — напротив ЦКБ, а некоторые соседи работают там), я никак не мог заставить себя поверить, что президент, ежесекундно прислушивающийся к своему сердцу, способен даже за отведенные ему сорок минут здраво вникнуть в чрезвычайно специфические детали весьма сложных указов, в том числе, разумеется, и военных (некоторые арбатские остряки прозвали их «валидольными»). Даже очень наивный человек никогда не поверит, что президент, оставаясь в больничных покоях один на один с документом, способен за короткое время исключительно точно проанализировать все сонмище аспектов, терминов, цифр, формулировок…

Я много раз был свидетелем того, как у нас в Генштабе готовились некоторые проекты президентских указов по военным вопросам. Они требовали высочайшей профессиональной экспертизы многих десятков специалистов, которые и в здоровом-то виде подолгу «брали на зуб» каждую букву документа и не спешили ставить свою визу даже тогда, когда документ был идеально вылизан.

У меня возникала на лице саркастическая улыбка, когда в прессе появлялось очередное бодрое сообщение о том, что даже в больнице Ельцин интенсивно работает над документами. Чем чаще раздавались бравурные марши в связи с появлением на свет очередной порции «валидольных указов», тем понятнее становилось, что при таком неважном состоянии здоровья Ельцин вряд ли был способен выпускать в день по нескольку десятков директивных бумаг…

Чем больше резвых «уток» о здоровье президента выпархивало из-за высоких кремлевских стен, тем яснее становилось, что кто-то свято верит, что народ за чистую монету примет примитивно сварганенную ложь. Интенсивность появления многих президентских документов на свет в стенах ЦКБ должна была свидетельствовать о несерьезности заболевания Ельцина и о том, что он продолжает твердо держать вожжи управления государством в своих руках. Это было прежде всего жизненно важно для президентского аппарата, пережившего много неприятных минут после ельцинского инфаркта…

В те дни наши спецслужбы часто «пеленговали информацию», что иностранные журналисты ведут по Москве тотальную охоту за малейшими сведениями об истинном состоянии здоровья Ельцина. В западных СМИ все чаще стали появляться сообщения о том, что сфера управления обороной России во время болезни президента — Верховного главнокомандующего фактически перешла в руки его свиты. А глава кабинета остерегался сделать даже малейшее движение, которое свидетельствовало бы о его стремлении «перехватить руль» высшей власти…

И все же, судя по информации, которой я располагал, некоторые кремлевские и правительственные чиновники стремились использовать болезнь Ельцина для решения «замороженных» военных проблем. Тут, наверное, логика была простой: хворого человека лете убедить и подтолкнуть к принятию решений в нужном направлении…

Прекрасно использовал эту ситуацию и глава кабинета министров. Во время посещения ЦКБ он сумел убедить Ельцина срочно издать указ об отстранении нашего главного военного казначея генерала Василия Воробьева от должности. Причем сделано это было так быстро и так скрытно, что удар по своему корешу проворонил даже министр обороны. Прозевали его крестные отцы нашей военной мафии и даже их покровители в президентском аппарате, в правительстве и в парламенте. Они не успели включить «защитные механизмы».

Ельцин подписал один из тех редких указов, которые привнесли в жизнь министерства и Генштаба какую-то редкостную надежду, что справедливость все-таки существует. Словно какой-то очистительный ветерок пробежал по коридорам и кабинетам. Встревожились лишь те, кто имел на душе не меньшие грехи…

В начале 20-х чисел января 1996 года в Москве состоялось очередное заседание глав государств СНГ. На нем обсуждались и военные вопросы. Ельцину подсунули текст выступления, которое оказалось «проходным». Возникало впечатление, что президенту России нечего сказать, ведь и так было известно, что военная интеграция идет с трудом, что более 600 ранее принятых соглашений и договоренностей выполняются со страшным скрипом. По лицам присутствующих в зале глав государств и членов делегаций пробежала легкая усмешка, когда Ельцин заявил, что тенденция к интеграции стран Содружества окончательно сформировалась. В общем, был банальный треп с обязательными «расширить», «наращивать», «усиливать».

Вероятно, сообразив, что его выступление не произвело на присутствующих должного впечатления, Ельцин вдруг ударился в длинный и подробный рассказ о событиях в Первомайском. Многие президенты при этом откровенно позевывали, потому что в газетах и по телевидению обо всем этом уже было подробно рассказано. В манере речи и жестах Ельцина все больше проявлялось то возрастное, что подкрадывается к человеку настолько тихо, что он его и сам не замечает. Он по многу раз повторял одни и те же слова, по-детски восхищался банальными вещами, с сенсационным видом подавал давно всем известное, сопровождая свои байки некорректными движениями рук, что явно свидетельствовало о снижении интеллекта и самоконтроля…