Эль-Сид, или Рыцарь без короля - [8]

– Теперь надо поговорить с ребятами, – настойчиво произнес Минайя.

Руй Диас только мотнул головой в ответ. Он был уверен, что сейчас для поддержания власти командира следует, напротив, хранить молчание. Бойцов, от которых он в самое ближайшее время потребует очень многого, следует держать на известном расстоянии, и задушевные разговоры тут ни к чему.

– Они уже много дней скачут, видя только твою спину, Руй…

– И полагаю, узнали много нового об этой части тела.

– Ох, перестань, прошу тебя… Не смешно это… Ты ведь – живая легенда, дьявол бы тебя побрал…

– Не приставай, Минайя…

– Я и не пристаю. Но ведь потому они и здесь, с тобой.

– Легенды живы, пока на них смотришь издали.

Да, так оно и было. Его имя давно уже было овеяно легендой, и он знал это. Не только потому, что он, захудалый кастильский рыцарь – инфансон, как принято было называть таких, – осмелился потребовать, чтобы король принес клятву, но еще и потому, что воевал с пятнадцати лет и ни у кого не было такого послужного списка: он участвовал в битве с арагонцами при Граусе, проделал всю кампанию против мавров в Сарагосе, вышел на поединок с наваррским рыцарем Химено Гарсесом в Калахорре, а в Мединасели – с непобедимым прежде сарацином Утманом Алькадиром, был в сражениях при Гольпехере и Льянтаде против нынешнего короля Альфонса Шестого, осаждал Сарагосу, штурмовал Коимбру, брал Самору, бился при Кабре против графа Гарсии Ордоньеса и его союзников-магометан из Гранады, рубился с толедскими маврами. И удача неизменно сопутствовала ему: из всех схваток он выходил победителем. Его порой так и называли – Кампеадором-Победителем, тем, за кем всегда остается поле брани. Любимый одними, у других вызывающий ненависть, злобу, зависть, он по совету одного аббата, друга семьи, выбрал себе девизом слова какого-то римского императора: «Oderint dum metuant», то есть: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Эти слова он начертал у себя на щите.

– Поговорю, когда сочту нужным.

– Они заслуживают твоего слова, ибо измучены вконец. – Минайя поглядел на него искоса. – Помнишь девочку из Коваррубьяса? Никто ведь не возразил тогда, хотя мы с утра покрыли четыре лиги и маковой росинки во рту не было. Ты приказал – мы дали коням шпоры, и все на этом. Даже не оглянулись назад.

Руй Диас молча кивнул. Еще бы не помнить. Девочке, которая отворила дверь, когда в нее застучали рукоятями мечей, было лет девять. Дом ее, как и все, которые раньше встречались отряду на пути, был закрыт для всадников, ибо, опережая отряд, скакали королевские глашатаи, оповещая жителей, что под страхом смерти запрещается оказывать изгнанным какую-либо помощь. Но люди Руя Диаса сказали, что с них хватит и что они шагу не сделают, пока жители не дадут им еды и вина, а не дадут добром – у них возьмут силой. Когда местные в страхе заперлись в домах, не желая отворять, воины решили вломиться в тот, что казался побогаче прочих. И Руй Диас, измученный, как и его люди, не собирался препятствовать им.

Вот тогда на пороге и появилась эта девочка.

– Ты в самом деле помнишь это, Руй?

– Помню, разумеется.

За спиной у нее стояло перепуганное семейство: отец, мать, братья, слуги. Может быть, девочку послали открыть, может быть, она сделала это по собственному почину, но так или иначе – отворила и оказалась лицом к лицу с бородатыми, одетыми в железо людьми, столпившимися у дверей. Девочка была светлоглазая, белокурые волосы выбивались из-под платка-куфии. Взглядом, где любопытство пересиливало страх, она обводила свирепые грубые лица пришельцев, словно отыскивала среди них главного, и наконец, заметив, на кого смотрят все остальные, остановила его на Руе Диасе:

– Король убьет нас, сеньор.

Так сказала она тогда. Голос ее тонко позванивал хрупким стеклом. А вокруг установилось молчание, вязкое и густое, как масло.

– Умоляю вас… Идите своей дорогой, и Господь вам воздаст.

Такая простодушная беспомощность звучала в детском голосе, что все эти корявые, огрубевшие, покрытые рубцами вояки, грабители, насильники и убийцы по призванию и роду занятий стали неловко переглядываться.

– Пожалейте нас, сеньор.

С высоты седла Руй Диас молча глядел на девочку, а меж тем чувствовал, что как-то странно саднит в груди, пощипывает в горле. Ему вспомнились собственные дочери. На своих воинов он не смотрел, но знал – все зависит от него. Одно его слово – и от дома останется лишь зола.

Но хрипловато и сухо он произнес не одно слово, а два:

– По коням.

И девяносто семь воинов, покорные его воле, без возражений и даже не скривившись, вскочили в седла и медленно двинулись своей дорогой.

III

Они скакали на восток, и рассвет нового дня застал их в пути. По мере того как все выше поднималось солнце, узкая полоска дымки, видневшаяся вдали на горизонте, становилась сперва розоватой, потом янтарной, а потом превратилась в линию бурых гор. А спустя еще немного времени – все осветилось неистовым сиянием.

– Кажется, это Корвера и есть, – сказал Минайя.

– Кликни-ка Рыжего ко мне.

Монашек, понукая своего мула, вскоре подъехал в голову колонны. Капюшон сутаны был поднят, чтобы не напекло голову. От размашистой рыси бились о круп притороченные к седлу арбалет и стрелы. Руй Диас оглядел оружие – изрядного качества, сделано из кости и тиса, мавры ценят такие арбалеты и называют их «гаус ифраньи», то есть «северный лук, оружие франков».