Эль-Ниньо - [64]

Всю ночь шел дождь. Со стороны гор доносились раскаты грома, Ваня и Дед дружно храпели. Я не мог уснуть. Исчезновение поляков не давало покоя. Только под утро забылся коротким сном, увидел во сне плачущую Анну и огромного таракана из джунглей, который, медленно работая челюстями, откусывал голову Манкевичу. «Лаврушка! Что здесь непонятного? — раздавался при этом голос Ивана. — Приправа такая. Еда, вкусно, понимаешь? Что ж ты, брат, темный-то такой!» «С кем это он разговаривает?» — подумал я и тут же проснулся. Таракан исчез, а Ванин голос остался. Он раздраженно объяснял кому-то, что такое лаврушка.

«Поляки вернулись!» — осенило меня. Я пулей выскочил из палатки. Чуть не сшиб Ивана, который с кастрюлей в руках беседовал то ли с Хорхе, то ли с Хесусом. Подбежал к палаткам поляков, однако они были по-прежнему закрыты, и внутри никого не было.

— Вань, а где они? — крикнул я Ивану.

— Кто?

— Анна, Манкевич…

— А я почем знаю?

Я подбежал к индейцу.

— Хорхе? — я схватил его за руку.

Индеец испуганно попятился.

— Хесус?

— Си, сеньор, — пролепетал он, глядя то на меня, то на Ивана.

— Хесус, дорогой!

— Хорхе это, — поправил Иван.

— Хорхе! Где сеньор Манкевич? Где сеньорита Анна?

— Где лаврушка? — вставил Шутов.

— Да подожди ты! — отстранил я кока. — Сеньор Манкевич!

Хорхе произнес птичий звук и указал в сторону гор, скрытых за пеленой дождя. Потом сказал еще что-то и показал мне рюкзак, который держал в руках.

— Прислали его за провиантом, — объяснил Ваня. — Я, как человека, попросил, дай лаврушки.

— Ты опять идешь к ним! — обрадовался я. — Я с тобой! Вместе пойдем! Далеко идти? Час? Два? — я ткнул в свои наручные часы. — Три часа?

Индеец поднял голову к небу, показал на солнце, положение которого лишь угадывалось за завесой туч, и очертил его путь по небу до горизонта.

— Весь день, — догадался я. — Ничего, я с тобой. Подожди, только Деда предупрежу. Никуда не уходи, слышишь?

Я мигом вскарабкался на «Эклиптику».

— Михал Михалыч! — заорал я в открытую дверь машинного отделения. В ответ раздалось гудение, потом громкий хлопок, палуба под ногами мелко задрожала. В нос ударил запах выхлопных газов. Затем снова что-то хлопнуло, и все затихло. В клубах сизого вонючего дыма появился Дед. Лицо и борода густо вымазаны соляркой, но вид у него был довольный.

— Заглохла, понимаешь! — Дед хлопнул ладонью по поручню. — Но ничего, посмотрим, кто кого!

— Михал Михалыч, — начал я непростой разговор. — Индеец пришел от Манкевича. Они с Анной, оказывается, в горах сейчас.

— Чего они там забыли?

— Не знаю. Только нельзя сейчас в горах. Пропадут. Надо их вернуть. Сходить туда надо.

— Манкевич не мальчик, поди, — рассудил Дед. — Поопытнее нас с тобой. Разберется как-нибудь.

— Я пойду за ними, — выпалил я.

— Запрещаю! — рявкнул Дед. — Сейчас бригада из Деревни подтянется, работы невпроворот.

— Извините, Михал Михалыч. Я все равно пойду.

Я спустился с траулера, дал знак Хорхе, чтобы ждал, и полез в палатку собирать вещи. Быстро закинул в рюкзак несколько банок консервов, фляжку с водой. Как вылез, увидел Деда. Он стоял мрачнее тучи.

— Левшин, тебе что, непонятно было сказано? — Дед впервые назвал меня по фамилии.

— Михал Михалыч… — начал было я.

— Рюкзак в палатку и марш на траулер! — резко скомандовал Дед.

— Не пойду, — сказал я.

— Да ты, салага! — Дед схватил меня за рубашку.

— Стоять! — раздался сзади голос Шутова. От неожиданности Дед замер и оглянулся.

В руках Шутова была ракетница, направленная в живот старшему механику.

— Ты что, сдурел? — прорычал Дед. — Пристрелю! — решительно произнес Иван. — Отпусти студента!

Дед разжал руки. Я отбежал от него на несколько шагов.

— Мы уходим, — объявил Иван. — Оба. Иди! — кивнул он мне. — Ну же!

Я ничего не понимал. Дед тоже.

— Иди! — Подтолкнул меня Шутов, и сам начал пятиться спиной вперед, не спуская с прицела старшего механика.

— Михал Михалыч! — выкрикнул я. — Мы вернемся, найдем поляков и вернемся!

— Вашу мать! — выругался Дед, плюнул и пошел на «Эклиптику».

— Иван, что это было? — спросил я.

— Как что?! Ты же сам сказал: мы идем спасать поляков! — ответил Шутов.

— И ты идешь?

— Не могу же я бросить друга!

— А как же Дед? Как же «Эклиптика»?

— Дед справится без нас. У него полно помощников. — Шутов сунул ракетницу за пояс. — Эй, амиго, тронулись! — крикнул он индейцу. Хорхе на протяжении всей сцены простоял неподвижно, терпеливо ожидая, когда она закончится. Не выказав никаких эмоций, он поправил свой рюкзак и зашагал вперед.

19

Дождь был теплый и будто липкий, не освежающий. Струи воды катились за шиворот, заливали глаза. Удивительно, еще неделю назад мы страдали без пресной воды, а теперь вода была везде — под ногами, в воздухе, в рюкзаке, который намок и стал тяжелее в два раза. Дождь барабанил по мясистым листьям неизвестных растений, как по дощатой крыше, заглушал все другие звуки леса, мешал прислушиваться. Впрочем, прислушиваться все равно было бесполезно, потому что без умолку болтал Иван.

— Непростой у нас рейс получится, это мне с самого начала было ясно, — слышал я за спиной его голос. — Вот у тебя, к примеру, в рейсе какой пульс был? Слышь, Костя? Пульс, спрашиваю, у тебя какой был? Костя!