Экзорцист. Лучшие мистические рассказы - [72]

«И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому».

Вот и все – но это было словно ключ к шифру. Тут же в голове у меня вспыхнуло все то, что я слышал и читал о странном обряде, который склонил Израиль ко греху. Я видел выжженную солнцем землю и народ, давший суровый обет служения Иегове. Но я видел также, как кто-то, вместо жертвенного служения, обратил взор к одиноким дубравам на холмах, к башням и кумирам, таившим в себе какую-то неуловимую, злую загадку. Я видел пламенных пророков, которые побивали идолопоклонников палками, видел народ, кающийся пред Господом, – но затем все снова поддавались соблазну, снова стремились к запретным утехам. Астарта – древняя восточная богиня. Ведь может быть и такое, что в семитской крови, передавшейся через сколько-то поколений, сохранилась тяга к ее чарам? Я вспомнил деда на задворках Брайтона и горящие глаза в спальне наверху.

Я сидел и размышлял – и тут мой взгляд упал на загадочных каменных птиц. Им были ведомы древние тайны радости и ужаса. А эта алебастровая луна! Какой-то темный жрец носил ее на лбу, когда отправлял, подобно Ахаву, службу «всему воинству Небесному». И тогда я всерьез испугался. Я, самый обычный современный христианин, вполсилы верящий во все, что положено, ощутил присутствие какой-то первобытной греховной тайны, гораздо более древней, чем христианские догмы. В сердце моем был страх, и неловкость, и отвращение, а главное – смятение и тревога от встречи с потусторонним. Мне захотелось сбежать, но я устыдился этой трусливой мысли. Я представил себе Дубраву Астарты – и меня объял самый настоящий ужас. Что за трагедия здесь разыгрывается? Что за тайна дожидается темноты? Ибо надвигалась ночь, ночь полной луны, пора экстазов и жертв.

Не знаю, как я прожил этот вечер. Обедать мне совсем не хотелось, и я перекусил отбивной в библиотеке и сидел и курил до оскомины. Однако шли часы, и мало-помалу я принял решение, более подобающее мужчине. Во имя нашей старой дружбы мне нельзя покидать Лоусона в этой беде. Помешать ему я не мог – Бог свидетель, разум его уже пошатнулся, – зато мог быть поблизости и ждать, не представится ли случай помочь. Я решил не раздеваться и сидеть на страже всю ночь. Принял ванну и переоделся в спортивные брюки и домашние туфли. А затем занял пост в углу библиотеки возле стеклянных дверей, чтобы не прослушать шаги Лоусона, когда он пройдет мимо.

Хорошо, что я не стал зажигать свет, поскольку, пока я ждал, меня сморил сон. Когда я проснулся, луна уже взошла, и по разлившейся в воздухе прохладе было понятно, что час поздний. Я сидел совершенно неподвижно, обратившись в слух, и до меня донесся шорох шагов. Они украдкой пересекли переднюю и приблизились к двери в библиотеку. Я забился в угол – и тут вошел Лоусон.

Он был все в том же махровом халате и двигался быстро и бесшумно, словно в трансе. Я глядел, как он берет с камина алебастровую луну и опускает в карман. Мелькнула белая кожа – должно быть, кроме халата, на нем ничего не было. Затем он прошел мимо меня к стеклянным дверям, открыл их и вышел. Сбросив туфли, чтобы ступать бесшумно, я встал и без определенной цели последовал за ним. Лоусон бежал – бежал со всех ног через луга в сторону Дубравы, несуразная бесформенная фигура в лунном свете. Я остановился, поскольку спрятаться было негде, а я опасался за его рассудок, если он меня увидит. Когда я снова поднял глаза, он уже скрылся за деревьями.

Мне ничего не оставалось – пришлось ползти через мокрую лужайку на животе, извиваясь, как червяк. До смешного похоже на то, как выслеживают оленей на охоте; эта мысль позабавила меня и развеяла страх. Я уже убедил себя, что преследую обычного лунатика. Лужайки оказались обширней, чем я думал, и прошла целая вечность, прежде чем я добрался до опушки Дубравы. Кругом было так тихо, что слышно меня было, наверное, за милю. Помню, как до меня донесся шелест крыльев, я поднял голову и увидел, как над верхушками деревьев кружат зеленые горлицы.

Лоусона нигде не было видно. Похоже, стоило мне очутиться в Дубраве, и решимость моя испарилась. Башенка виднелась меж деревьев, но там все было спокойно, как в могиле, не считая шелеста крыльев над ней. Меня снова захлестнуло невыносимое дурное предчувствие, как и накануне ночью. Нервы звенели от смеси ужаса и ожидания. За себя я не боялся, поскольку витавшие в воздухе силы, кажется, не были враждебными. Однако я понял, что они есть, и душа моя затрепетала. Это было то самое «воинство Небесное», а я не был суровым пророком Израиля и не мог ему противостоять.

Должно быть, я пролежал в этой призрачной дубраве несколько часов, и взгляд мой был прикован к башне, увенчанной золотым шлемом лунного света. Помню, как легко и пусто было в голове, словно дух мой воспарил, оставив свое промокшее от росы вместилище далеко внизу. Но вот что самое любопытное: меня словно тянул к башне кто-то добрый, мягкий и довольно слабый, а кто-то другой, гораздо сильнее, не пускал меня туда. Мне страстно хотелось приблизиться, но тело оцепенело, и я не мог сдвинуться ни на дюйм. Словно какие-то чары, которые я был не в состоянии разрушить. Думается, я уже ничего не боялся. Звездные силы играли со мной в свои игры, но разум мой пребывал в полусне. Однако я не сводил глаз с башенки. Пожалуй, и не смог бы, даже если бы захотел.