Экзорцист. Лучшие мистические рассказы - [70]

Ночь, несомненно, выдалась потрясающая. Я поднялся, накинул халат и пододвинул кресло к стеклянным дверям. Близилось полнолуние, и все плато было залито серебристым и молочно-белым светом. Берега реки были затенены, однако на озеро косо падала широкая полоса света, отчего оно превращалось в подобие горизонта, а кромка земли за ним походила на кудрявое облако. Далеко справа виднелись изящные очертания рощицы, которую я теперь называл про себя Дубравой Астарты. Я прислушался. В воздухе не было ни звука. Казалось, земля мирно спит в лунном свете, и все же у меня было ощущение, что эта безмятежность – лишь иллюзия. Все кругом было охвачено лихорадочным беспокойством.

Никаких обоснований своей догадке я не мог привести, однако ощущение меня не покидало. Под маской глубокой тишины на освещенном луной просторе происходило какое-то движение. У меня возникло то же чувство, что и три года назад, тем вечером, когда я въехал в дубраву. Я не думал, что это неведомое воздействие вредоносно. Я лишь понимал, что все очень странно, и от этого был настороже.

Через некоторое время мне явилась мысль взять книгу. В коридоре не было никакого освещения, кроме луны, однако во всем доме было очень светло, когда я осторожно спустился по большой лестнице и прошел через переднюю в библиотеку. Включил свет, но сразу выключил. Нет, искусственное освещение было ни к чему, я вполне мог обойтись без него.

Я взял французский роман, однако библиотека заворожила меня, и я остался здесь. Сел в кресло перед камином с каменными птицами. Очень уж диковинно смотрелись в лунном свете эти неуклюжие создания, точь-в-точь доисторические бескрылые гагарки. Помню, как мерцал алебастровый полумесяц, словно полупрозрачная жемчужина, и я невольно погрузился в размышления о его истории. Быть может, подобный самоцвет участвовал в обрядах, которые проводили в Дубраве Астарты древние сабеи?

Затем я услышал, как мимо стеклянных дверей кто-то прошел. В таком большом доме наверняка имелся сторож, однако эти торопливые шаркающие шаги, несомненно, не были тяжкой поступью скучающего слуги. Они прошуршали по траве и стихли вдали. Я начал подумывать, не вернуться ли в свою комнату.

В коридоре я заметил, что дверь спальни Лоусона распахнута и горит свет. Меня охватило непростительное любопытство – мне захотелось заглянуть туда. В комнате было пусто, постель осталась несмятой. Теперь я знал, чьи шаги послышались за стеклянными дверями библиотеки.

Я зажег прикроватную лампу и постарался заинтересовать себя книжкой под названием «Cruelle Enigme»[18]. Однако в голове царил беспорядок, и я не мог сосредоточить взгляд на странице. Я отшвырнул книгу и снова сел к стеклянным дверям. У меня возникло ощущение, будто я сижу в ложе на каком-то спектакле. Долина превратилась в обширную сцену, и на ней вот-вот должны были появиться исполнители. Я глядел туда с таким напряженным вниманием, словно ожидал выхода всемирно известной примадонны. Однако ничего не случилось. Лишь тени смещались и удлинялись из-за движения луны по небу.

И тут внезапно беспокойство покинуло меня, и в тот же миг тишину нарушил крик петуха и шелест листвы на легком ветерке. Меня потянуло в сон, я повернулся к кровати – и снова услышал шаги снаружи. Сквозь стеклянные двери мне было видно, как через сад к дому кто-то идет. Это был Лоусон, закутанный, кажется, в махровый халат, какие носят на круизных судах. Шел он медленно, с трудом, словно смертельно устал. Я не видел его лица, однако весь его облик говорил о бесконечной усталости и унынии.

Я рухнул в постель и крепко проспал до позднего утра.

III

Прислуживал мне личный камердинер Лоусона. Когда он разложил мне одежду, я спросил, как здоровье его хозяина, и получил ответ, что спал он дурно и встанет поздно. Затем камердинер, англичанин с озабоченным лицом, по собственному почину кое-что мне рассказал. У мистера Лоусона очередной приступ. Это пройдет через день-другой, но пока мистер Лоусон ни на что не годен. Камердинер посоветовал мне обратиться к мистеру Джобсону, управляющему, который будет меня развлекать в отсутствие хозяина.

Джобсон прибыл к ланчу, и его появление стало первым, что меня в Вельгевондене обрадовало. Это был огромный неотесанный шотландец из Роксбургшира; несомненно, Лоусон нанял его, помня о своей приграничной родословной. У него были короткие седоватые бачки, обветренное лицо и пронзительно-спокойные голубые глаза. Мне стало ясно, почему в поместье такой образцовый порядок.

Начали мы с охоты, и Джобсон описал, какую рыбу и дичь могут мне предложить здешние угодья. Рассказывал он кратко, по-деловому, и я все время ловил на себе его испытующий взгляд. Было очевидно, что ему есть о чем мне поведать помимо охоты.

Я сообщил ему, что был здесь с Лоусоном три года назад, когда он выбрал место для усадьбы. Джобсон изучал меня с прежним любопытством.

– Слыхал о вас от мистера Лоусона. Я так понимаю, вы его старинный друг.

– Самый старинный, – ответил я. – И мне жаль, что, как оказалось, это место ему не подходит. Почему, я представить себе не могу – ведь у вас вид вполне цветущий. Ему уже давно нездоровится?