Экватор рядом - [44]

— Алека ошен умный. Много книг читать.

Монах-проводник, почтительно склонившись перед главным, читает разрешение-пропуск, написанное в канцелярии Ато Гетачу. Алека, в котором я сразу же узнал одного из недавних посетителей кабинета бахардарского губернатора, согласно кивает головой и ведет нас к уже близкой вершине острова.

Дега-Стефанос оказался островом-горой с лысинкой. Лысинка — полянка на самой его макушке, посреди которой стоит церковь. В отличие от деревенских церквей эта — прямоугольной формы. Длинный неуютный сарай с галереей из бамбука и соломы. Снимаем обувь. Внутри — мрак и сырость. Через покрытый соломой пол несет могильным холодом.

Церковь-монастырь разделена на два равных по площади помещения. В одном — иконы на холсте и цветные литографии с изображением св. Георгия, св. Руфаэля, матери божьей и патрона острова, св. Стефана. Другая, совершенно пустая половина сарая — учебное помещение для начинающих монахов. Оба помещения разделены тяжелыми, массивными дверями, вырезанными из ствола гигантского дерева. Рассказывают, что один наиболее усердный монах посвятил этому вырезанию всю свою долгую монашескую жизнь, за что и был удостоен чести быть похороненным на вершине острова, дабы душе его было недалеко от творения тела его.

Алека не спускает с нас больших красивых умных глаз — хочет понять, какое впечатление произвела на нас близость к святым местам. По суете и перешептыванию среди монахов догадываемся, что главное зрелище еще впереди. И действительно, нас ведут вниз, но уже по другой тропе. Вскоре в тени густых деревьев появляется сложенная из камня широкая башня высотой метров пять — усыпальница многих эфиопских монархов.

…Парчовые балдахины прикрывают каменные гробницы могучих эфиопских царей: Давида, Зара Якоба, основателя гондарской династии Фасиладаса. Мрак и трепет свечей.

— Здесь, мистер, двенадцать или четырнадцать негусов, — шепчет Гизау. — Но алека говорит, что он не знает всех, потому что больше половины гробниц находится под полом склепа, а старинных бумаг про них не осталось.

Алека смотрит на нас своими красивыми умными глазами и просит три доллара за использованные свечи, хотя мы накоптили самое большее на 10 центов. Он просит также переправить на остров фотографии — результаты нашего беспрерывного «щелканья». В этом главном монахе вполне уживаются X и XX века.

Вниз спускаемся с чувством огромного облегчения, словно вылезли на божий свет из пещерного мрака. С каждым шагом дышится все легче и легче. Внизу, у озера, суше, много солнца и птичьего пения.

На катер садимся в полном молчании. Это не усталость, а подавленность людей, неожиданно побывавших несколько минут в далеком средневековье. Озерный ветерок быстро изгоняет могильные запахи тлена из складок нашей одежды.

ДРЕВНИЕ И МОЛОДЫЕ ГОЛОСА И РИТМЫ

Моторист и два матроса затянули чудесную песню. Гизау сидит на корме с закрытыми глазами и переводит:

— Это Тана и Аббай. Еще танква. Потом мистер и мадам любить…

Эфиопы — очень музыкальный народ. Их песни удивительно красивы и мелодичны. Запомнился такой случай. В первые дни моего бахардарского житья окно комнаты было перечеркнуто снаружи линиями легких переносных лесов — молодые ребята, маляры, заканчивали внешнюю отделку коттеджа. Как они пели! Особенно один из них, в зеленых штанах, белой рубахе и ярко-красной кепочке. До сих пор, как увижу пестро одетого рабочего, вспоминаю серенады у моего окна. Этот парень пел весь день с перерывом только на обед. Песня не мешала ему и его товарищам быстро и ловко обрабатывать фасад здания, наоборот, словно подгоняла их в работе.

Музыкальное и песенное творчество эфиопов уходит крепкими корнями в глубь веков. Национальная нотная запись была создана в VI веке н. э. В основу ее была положена слоговая азбука древнеэфиопского языка, геэз. Известен своей музыкальной деятельностью церковный владыка Пред, живший в те же времена. Он не только сочинял гимны и песни, но был страстным собирателем церковной и народной музыки, а также крупным «балетмейстером» — несколько реформировал многие обрядовые церковные танцы, которые до него не претерпели изменений со времен царя Соломона и царицы Савской.

Церковные песнопения идут в сопровождении струнных, реже духовых инструментов. Чем богаче церковь и ее приход, тем мощнее и разнообразнее «оркестр». Это — «керар», разновидность лиры — инструмент с 6—10 струнами, «бэгэна» — тип арфы с прямоугольной рамой, «вошинт» — флейта, «сельсилим» (кимвалы). Под звуки этих «благородных инструментов» придворные певцы-поэты — азмари — услаждали слух царей и князей.

Теперь азмари бродят по просторам эфиопской земли, как некогда бандуристы бродили по Украине, и своим нехитрым мастерством украшают народные торжества и утешают народное горе. Эфиопская «бандура» — однострунный инструмент с прямоугольным корпусом. Он называется «масаико» («мазинко») и не моложе керара и бэгэны. Искусные «ашуги» извлекают из масанко чудесные звуки — одна струна для них, как и для Паганини, не помеха. Неизменный спутник всех празднеств — удлиненный барабан, «кэбэро». При звуке его гулких ритмичных ударов ноги сами пускаются в пляс.