Экспресс Токио-Монтана - [27]

Шрифт
Интервал

из 200-ваттных лампочек, целых двух.

Я успел рассказать жене об этих лампочках и о том, с каким волнением жду, когда амбар засияет, словно Бродвей, так что она вытащила нарцисс из купленного в городе букета, поставила его в бутылку с высоким горлышком, и мы сквозь снег направились к амбару. Ощущая в своей руке волшебную силу, я тронул выключатель, и амбар взорвался светом, окунулся в изобилие, словно Таймс-Сквер.

— Как красиво, — сказала жена.

Я был так горд этим светом, что не смог придумать ничего в ответ. Мы начали подниматься по лестнице. Жена шла впереди с нарциссом в руке.

Мы добрались до первой площадки, и я посмотрел на сияющую лампочку. Мне хотелось гладить ее, словно кошку, и она непременно заурчала бы, можете мне поверить.

Мы двинулись по второму пролету, но как только добрались до площадки, свет погас. Сердце упало, словно камень в промозглый колодец.

— О нет! — проговорил я, недоверчиво глядя на так нежданно и так навечно погасшую лампочку.

Жена смотрела жалостливо. Она явно сопереживала мне, поскольку знала, как важны для меня эти лампочки.

Я открыл дверь в писательский кабинет, зажег свет, и жена поставила нарцисс на стол.

Я все еще был в шоке.

Она что-то сказала — сейчас уже не помню что, — смягчая мои страдания из-за этой сгоревшей лампочки. Как будто в полночь вдруг погасла половина Таймс-Сквера — ее вычеркнули, повергнув людей в шок и изумление.

Как только жена произнесла утешительные слова — очень мило с ее стороны, жаль только, я забыл какие, — амбар вспыхнул снова, как будто случился маленький взрыв.

Высунув голову во внутреннее окно кабинета, я взглянул на стену амбара, где только что полыхнула эта вспышка, и увидел темную лестницу.

— О нет!

Я открыл дверь: Таймс-Сквера не существовало. Вторая 200-ваттная лампочка сгорела тоже.

— Бедный, — сказала моя жена.

Я нашел 25-ваттную лампочку, отправленную на пенсию в мою комнату, и вкрутил ее над площадкой, прямо за дверью.

Мы стали спускаться.

В самом низу горела тусклая лампочка, и ее света хватило, чтобы на этом пути не опасаться за свою жизнь.

Внизу я достал обе сгоревшие лампочки.

— Знаешь, что я с ними сделаю? — сказал я жене, и в моем голосе звучал гнев.

— Нет, — осторожно ответила она. Моя жена — японка, иногда ее смущают мои театральные заявления. Другая культура. Японцы реагируют немного иначе. — Что ты с ними сделаешь? — спросила она.

Отнесу в магазин и поменяю на другие.

— Думаешь, примут?

— Да, — сказал я, повышая голос. — Эти лампочки не работают! ЛАМПОЧКИ ОБЯЗАНЫ СЛУЖИТЬ ДОЛЬШЕ ДЕСЯТИ СЕКУНД!

Вряд ли она поверила, что я действительно это сделаю. Мысль, что магазин примет обратно сгоревшие лампочки, была ей совершенно чужда. Не думаю, что в Японии это распространенная практика, но сейчас Япония меня не интересовала. Я был обманут и требовал сатисфакции.

Тем же вечером мы опять поехали в город смотреть баскетбол, так что я сложил в бумажный пакет сами лампочки, чек на эти лампочки и взял пакет с собой.

После игры мы остановились у магазина.

До последней минуты жена не верила, что я решил обменять сгоревшие лампочки. Придумав уважительную причину, она осталась в машине, а я, зажав в руке пакет со сгоревшими лампочками, рванулся к дверям.

Магазин казался огромным и заброшенным, был уже одиннадцатый час, и над Монтаной начинался снежный ураган. В такое время и в такую погоду людей не интересуют покупки, и я подумал, что, в конце концов, мне это даже на руку.

За прилавком у кассы стояла средних лет женщина. На лице у нее застыла сонная гримаса позднего февральского вечера: покупателей нет и не предвидится.

И тут появляюсь я с бумажным пакетом в руке. Я держал его так, чтобы побыстрее вытянуть продавщицу из того, что ей там снилось, в реальность, представлявшую собой магазин и незнакомца с загадочным пакетом в руках, который волшебным образом явился перед нею прямо из зимнего урагана.

— Вам чего? — автоматически проговорила женщина, кажется, надеясь, что я не псих, в пакете у меня не бомба и я не явился в эту зимнюю ночь грабить ее магазин.

— Лампочки, — объявил я, залезая в пакет и доставая обе лампочки. — Перегорели через десять секунд после того, как я их включил, — сказал я. И выложил их на прилавок.

Продавщица уставилась на лампочки. Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь являлся из снежного урагана и выкладывал перед ней на прилавок две сгоревшие лампочки.

Я первый.

— Я вкрутил их в амбаре, — сказал я. — Там двести двадцать вольт, у меня стоят предохранители, но лампочки сгорели. Через десять секунд. Я считаю, они должны служить дольше. И хочу их вернуть, — добавил я, хотя на самом деле уже вернул эти лампочки, поскольку они лежали на прилавке между мной и кассиршей. Теперь посмотрим, что будет дальше.

Жена ждала меня в машине, возможно, раскаиваясь в своем решении выйти за меня замуж или, по крайней мере, рассматривая наш брак под другим углом.

— Это резонно, — сказала женщина.

Еще одна жизненная победа упала прямо мне в руки!

— Хотите взглянуть на чек? — спросил я, решив, что это придаст делу оттенок профессионализма.

— Нет, — ответила продавщица. — Не нужно. Я вас помню.


Еще от автора Ричард Бротиган
Рыбалка в Америке

«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки. В нем нет четкого сюжета, как это свойственно Бротигану, зато полно колоритных сценок, виртуозной работы со словом, смешных зарисовок, фирменного абсурдного взгляда на жизнь, логики «верх ногами», трогательной специфической наивности и образов, создающих уникальную американскую панораму. Это некий калейдоскоп, который предлагается потрясти и рассмотреть. Книга проглатывается легко, на одном дыхании — и на отдыхе, и в деловой поездке, и в транспорте, и перед сном.


Грезы о Вавилоне

Уморительная, грустная, сумасшедшая книга о приключениях частного детектива, который однажды ночью оказывается на кладбище Сан-Франциско в окружении четырех негров, до зубов вооруженных бритвами; чья постоянно бранящаяся мамаша обвиняет его в том, что четырех лет от роду он укокошил собственного отца каучуковым мячиком; и в чьем холодильнике в качестве суперприза расположился труп.На норвежский язык «Грезы о Вавилоне» переводил Эрленд Лу.


Уиллард и его кегельбанные призы

Впервые на русском языке роман одного из главных героев контркультуры 1960-1970-х годов. Первая книга издательского проекта "Скрытое золото XX века", цель которого - заполнить хотя бы некоторые из важных белых пятен, зияющих на русской карте мировой литературы. Книжный проект "Скрытое золото" начинается с никогда прежде не издававшейся на русском языке книги Ричарда Бротигана "Уиллард и его кегельбанные призы" в переводе Александра Гузмана. Бротиган не похож ни на кого, как и его книги, недаром их называют "романы-бротиганы".


Ловля форели в Америке

«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.


Кофе

О роли кофе в межличностных отношениях.


Чтобы ветер не унес это прочь

Сбивчивая хронология одной смертельной ошибки. Как часто мы упрекаем себя, переигрываем в голове ситуацию, "а вот если бы я сделал то, а не это, все бы было иначе". Вся жизнь главного героя сводится к фразе "если бы я купил гамбургер" - она крутится у него в мыслях на протяжении 30 лет, днем и ночью, без перерыва на обед. Странный мальчик, с детства помещенный в условия наблюдения за смертью, после роковой, ненароком допущенной оплошности будет обвинять во всем себя. Дикая тяга к подсматриванию за похоронами из-под отдернутой занавески, болезненная дружба с дочкой похоронщика - девочкой с холодными руками и отчаянные рассуждения о том, что если он будет делать вид, что не боится ее пальцев, то она придет к нему на похороны и он не будет одинок - все это лишь точка отсчета для финального кадра, после которого время остановится. Бротиган пишет ласково, будто гладя по голове всех своих неординарных персонажей, опустившихся на дно.


Рекомендуем почитать
Цикл полной луны

«Добро пожаловать! Мой небольшой, но, надеюсь, уютный мирок страшных сказок уже давно поджидает Вас. Прошу, прогуляйтесь! А если Вам понравится — оставайтесь с автором, и Вы увидите, как мир необъяснимых событий, в который Вы заглянули, становится всё больше и интереснее. Спасибо за Ваше время». А. М.


Кэлками. Том 1

Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.


Короткая глава в моей невероятной жизни

Симона всегда знала, что живет в приемной семье, и ее все устраивало. Но жизнь девушки переворачивается с ног на голову, когда звонит ее родная мать и предлагает встретиться. Почему она решила познакомиться? Почему именно сейчас? Симоне придется найти ответы на множество вопросов и понять, что значит быть дочерью.


Счастье для начинающих

Хелен поддается на уговоры брата и отправляется в весьма рисковое путешествие, чтобы отвлечься от недавнего развода и «перезагрузиться». Курс выживания в дикой природе – отличная затея! Но лишь до тех пор, пока туда же не засобирался Джейк, закадычный друг ее братца, от которого всегда было слишком много проблем. Приключение приобретает странный оборот, когда Хелен обнаруживает, что у каждого участника за спиной немало секретов, которыми они готовы поделиться, а также уникальный жизненный опыт, способный перевернуть ее мировоззрение.


Очарованье сатаны

Автор многих романов и повестей Григорий Канович едва ли не первым в своем поколении русских писателей принес в отечественную литературу времен тоталитаризма и государственного антисемитизма еврейскую тему. В своем творчестве Канович исследует эволюцию еврейского сознания, еврейской души, «чующей беду за три версты», описывает метания своих героев на раздорожьях реальных судеб, изначально отмеченных знаком неблагополучия и беды, вплетает эти судьбы в исторический контекст. «Очарованье сатаны» — беспощадное в своей исповедальной пронзительности повествование о гибели евреев лишь одного литовского местечка в самом начале Второй мировой войны.



Жюстина, или Несчастья добродетели

Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.


Шпиль

Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.


И дольше века длится день…

Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.


Дочь священника

В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.