Экспресс Токио-Монтана - [26]

Шрифт
Интервал

Таймс-сквер в Монтане

Часть первая

Пишу я в маленькой комнатке под крышей старого амбара — его построили из красного дерева еще в те времена, когда были живы все, кто давно мертв: Пацан Билли, Луи Пастер, королева Виктория, Марк Твен, японский император Мейдзи и Томас Эдисон.

В горах Монтаны не растут секвойи, значит, дерево привезли с берега Тихого океана и превратили в огромный амбар на три с лишним этажа, если только высоту амбаров можно измерять этажами.

Фундамент сложен из ледниковых глыб, идеально подогнанных друг к другу, чтобы они удерживали красное дерево и разное прочее, из чего состоит амбар, включая изменчивое монтанское небо, всего в нескольких футах под которым я и пишу.

Из глыб получился огромный подвал, что вообще-то нетипично — подвалы редко бывают в амбарах. Этот подвал — отдельная тема, и лучше оставить ее на потом.

Позже…

Чтобы попасть в этот мой кабинет, нужно подняться к самой крыше амбара по лестнице, едва ли не метафизической в замысле и в том, как она карабкается по стене — шаг за шагом, открытая, точно смерть и желание, к самому небу, полному сейчас снегопада.

Лестницу разделяют две площадки, есть перила, чтобы я не упал с амбара ни на пути к писательству, ни обратно.

…никуда не годится.

Над первой площадкой вкручена лампочка, лестница там поворачивает к другому пролету, который тоже заканчивается лампочкой.

В самом амбаре есть выключатель, и такой же — на вершине лестницы. Они работают по отдельности, так что я могу зажигать и гасить свет как изнутри амбара, так и с лестницы. Когда я поворачиваю выключатель, амбар заливается красивым розоватым сиянием, точно закат на красном дереве, я ловлю собой этот свет, приходя в амбар и покидая его.

Мне нравится включать и выключать свет. Получается как в театре: кремового оттенка сосновая лестница сияет, словно мост на секвойевом закате, и это важная веха моей каждодневной монтанской жизни.


(Сейчас мы слегка развернемся: просто я хочу сказать, что в этом амбаре живут птицы, развлекая меня своим обществом, а под лестницей — там, где сложено сено для лошадей, — зимуют зайцы. Их помет, словно горная порода, выходит наружу и укладывается грибным узором на выпавших из тюков клочках сена. Временами мне становится одиноко, и тогда приятно бывает вспомнить, что этот огромный литературный дом со мной делят зайцы, хоть я ни разу их не видал — только превосходный поэтический помет. Но вернемся к свету.)


Я люблю включать и выключать свет, приходя к таким словам или уходя от них. Сам не знаю почему, чтобы освещать себе путь, я вкрутил совсем маломощные лампочки.

Вчера я выяснил, что на первой площадке горит всего лишь 25-ваттная лампочка, а на верхней, перед моей комнатой, — 75-ваттка, итого 100 ватт зрительной мощности.

Задумавшись об этом после своих писаний, я решил увеличить мощность и, как итог, — яркость амбара. Поздно вечером, посмотрев в городе, как школьники играют в баскетбол, я отправился в круглосуточный магазин за двумя лампочками — так началось одно из увлекательнейших приключений в моей жизни.

Сперва я собирался довести ламповую мощность до 150 ватт, отдавая себе отчет, что 100 ватт на лампочку — уже серьезный шаг вперед, особенно после той 25-ваттной кругляшки, которая уже бог знает сколько времени висит на первой площадке.

Может, не один год…

Кто в наше время следит за юбилеями лампочек — разве только вы вспомните, что не меняли ее, скажем, пятьдесят лет. Тогда вы обратите на это внимание, позовете журналистов и все такое, но чаще всего вы об этом забываете. Есть ведь о чем подумать, правда? Любит ли меня жена? Почему она так громко смеется над моими шутками, я же знаю, они совсем не смешные, или — что мне делать с остатком своей жизни?

Вовсе не лампочки занимают наше время, и в этом есть какой-то смысл.

Так или иначе, я стоял в лампочной секции, с любовью глядя на цифры с числом ватт. По тому, как я на них смотрел, можно было решить, что я коллекционирую электрические почтовые марки и вот-вот добавлю в свое собрание большую редкость. Дважды по 100 ватт будет вполне адекватно, но я размышлял, почему бы не вкрутить 150-ваттные лампочки и не устроить настоящее театральное сияние.

То-то будет зрелище, когда я в первый раз поверну выключатель. Амбар взорвется светом, как бродвейское шоу.

Мне ужасно понравилась эта мысль, но тут я увидал 200-ваттные лампочки. Сердце замерло и уподобилось критику, что с первого взгляда влюбляется в спектакль.

200-ваттные лампочки!

Какие перспективы!

Мой монтанский амбар красного дерева вспыхнет Тайме-Сквером. Зачем размениваться на бродвейское шоу, когда в собственном амбаре можно устроить самую знаменитую в мире театральную площадь?

Я купил две лампочки, предвкушая, как на следующий же день вкручу их в патроны, а вечером в первый раз зажгу свет.

Ну что ж, день настал, вечер будет, одиннадцать утра, и часы спешат к ночи, когда в Монтане наступит темнота, а в моем амбаре — Таймс-Сквер.

Такие у меня в жизни радости.

Я ждал, как ребенок, своей электрической сласти.

Часть вторая

Я ждал весь день, сейчас в Монтане ночь, как ей и полагается… пришло время таймс-скверить мой амбар Великим Белым Путем


Еще от автора Ричард Бротиган
Рыбалка в Америке

«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки. В нем нет четкого сюжета, как это свойственно Бротигану, зато полно колоритных сценок, виртуозной работы со словом, смешных зарисовок, фирменного абсурдного взгляда на жизнь, логики «верх ногами», трогательной специфической наивности и образов, создающих уникальную американскую панораму. Это некий калейдоскоп, который предлагается потрясти и рассмотреть. Книга проглатывается легко, на одном дыхании — и на отдыхе, и в деловой поездке, и в транспорте, и перед сном.


Грезы о Вавилоне

Уморительная, грустная, сумасшедшая книга о приключениях частного детектива, который однажды ночью оказывается на кладбище Сан-Франциско в окружении четырех негров, до зубов вооруженных бритвами; чья постоянно бранящаяся мамаша обвиняет его в том, что четырех лет от роду он укокошил собственного отца каучуковым мячиком; и в чьем холодильнике в качестве суперприза расположился труп.На норвежский язык «Грезы о Вавилоне» переводил Эрленд Лу.


Уиллард и его кегельбанные призы

Впервые на русском языке роман одного из главных героев контркультуры 1960-1970-х годов. Первая книга издательского проекта "Скрытое золото XX века", цель которого - заполнить хотя бы некоторые из важных белых пятен, зияющих на русской карте мировой литературы. Книжный проект "Скрытое золото" начинается с никогда прежде не издававшейся на русском языке книги Ричарда Бротигана "Уиллард и его кегельбанные призы" в переводе Александра Гузмана. Бротиган не похож ни на кого, как и его книги, недаром их называют "романы-бротиганы".


Ловля форели в Америке

«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.


Кофе

О роли кофе в межличностных отношениях.


Чтобы ветер не унес это прочь

Сбивчивая хронология одной смертельной ошибки. Как часто мы упрекаем себя, переигрываем в голове ситуацию, "а вот если бы я сделал то, а не это, все бы было иначе". Вся жизнь главного героя сводится к фразе "если бы я купил гамбургер" - она крутится у него в мыслях на протяжении 30 лет, днем и ночью, без перерыва на обед. Странный мальчик, с детства помещенный в условия наблюдения за смертью, после роковой, ненароком допущенной оплошности будет обвинять во всем себя. Дикая тяга к подсматриванию за похоронами из-под отдернутой занавески, болезненная дружба с дочкой похоронщика - девочкой с холодными руками и отчаянные рассуждения о том, что если он будет делать вид, что не боится ее пальцев, то она придет к нему на похороны и он не будет одинок - все это лишь точка отсчета для финального кадра, после которого время остановится. Бротиган пишет ласково, будто гладя по голове всех своих неординарных персонажей, опустившихся на дно.


Рекомендуем почитать
Чертова дюжина страшилок

В этой книге собраны жизненные наблюдения, пронизанные самоиронией, черным юмором и подкрепленные «гариками» Игоря Губермана.Я назвала их страшилками.До встречи, читатель!


Цикл полной луны

«Добро пожаловать! Мой небольшой, но, надеюсь, уютный мирок страшных сказок уже давно поджидает Вас. Прошу, прогуляйтесь! А если Вам понравится — оставайтесь с автором, и Вы увидите, как мир необъяснимых событий, в который Вы заглянули, становится всё больше и интереснее. Спасибо за Ваше время». А. М.


Кэлками. Том 1

Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.


Короткая глава в моей невероятной жизни

Симона всегда знала, что живет в приемной семье, и ее все устраивало. Но жизнь девушки переворачивается с ног на голову, когда звонит ее родная мать и предлагает встретиться. Почему она решила познакомиться? Почему именно сейчас? Симоне придется найти ответы на множество вопросов и понять, что значит быть дочерью.


Счастье для начинающих

Хелен поддается на уговоры брата и отправляется в весьма рисковое путешествие, чтобы отвлечься от недавнего развода и «перезагрузиться». Курс выживания в дикой природе – отличная затея! Но лишь до тех пор, пока туда же не засобирался Джейк, закадычный друг ее братца, от которого всегда было слишком много проблем. Приключение приобретает странный оборот, когда Хелен обнаруживает, что у каждого участника за спиной немало секретов, которыми они готовы поделиться, а также уникальный жизненный опыт, способный перевернуть ее мировоззрение.


Очарованье сатаны

Автор многих романов и повестей Григорий Канович едва ли не первым в своем поколении русских писателей принес в отечественную литературу времен тоталитаризма и государственного антисемитизма еврейскую тему. В своем творчестве Канович исследует эволюцию еврейского сознания, еврейской души, «чующей беду за три версты», описывает метания своих героев на раздорожьях реальных судеб, изначально отмеченных знаком неблагополучия и беды, вплетает эти судьбы в исторический контекст. «Очарованье сатаны» — беспощадное в своей исповедальной пронзительности повествование о гибели евреев лишь одного литовского местечка в самом начале Второй мировой войны.


Жюстина, или Несчастья добродетели

Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.


Шпиль

Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.


И дольше века длится день…

Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.


Дочь священника

В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.