Эксперт, 2014 № 44 - [7]

— А вы понимаете, что такое паллиативная медицина?

— Это обслуживание тяжело и безнадежных больных.

— Но обслуживание безнадежных больных — это ведь совсем другая койка. Так вот, когда мы говорим о сокращении коек, мы имеем в виду сокращение интенсивных коек, и часть из них будет перепрофилирована под социальные — койки по уходу, которых нам катастрофически не хватает.

— Так, может, 11-ю больницу и использовать под эти задачи?

— А так оно и будет.

— Но в том плане, который появился в интернете, предполагается передача всех помещений этой больницы из ведения Горздрава в комитет по имуществу, то есть под другие нужды.

— То, что сегодня выдается за план департамента здравоохранения, на самом деле планом департамента здравоохранения не является. Наши специалисты подготовили три варианта дорожных карт по модернизации московского здравоохранения на основе мирового опыта. И достоянием гласности стала дорожная карта самая консервативная и самая, если угодно, мягкая из всех. Вы можете себе представить рекомендации тех, кто сравнивал нас с Лондоном, Парижем, Нью-Йорком, Токио и Сеулом.

— Если это самая мягкая, то из нее следует, что 11-ю ликвидируют, раз уж о ней зашла речь.

— Ее закрывают как больницу, потому что этот план предусматривает концентрацию коек интенсивного лечения, тех, которые работают в системе ОМС. Мы их концентрируем в крупных многопрофильных стационарах. Мы расширяем Боткинскую больницу, мы расширяем наш клинический научно-практический центр — это бывший Институт гастроэнтерологии, объединенный с 60-й больницей, мы расширяем Первую градскую, то есть крупные многопрофильные больницы. Мы вкладываем в бывший Институт гастроэнтерологии три миллиарда и пошли на расширение там коечного фонда; четыре миллиарда вкладываем в Боткинскую больницу, чтобы сделать там нормальное офтальмологическое отделение. А есть койки социальные, койки по уходу. И часть тех больниц, тех филиалов, которые высвободятся при этом, будет как раз использована для создания социальных коек с совершенно другими расходами. В этих больницах не нужны дорогие операционные и компьютерные томографы, которые ложатся на стоимость койки. Там нужны врачи и главным образом медсестры и санитарки. Вот в чем смысл.

— Если это так, то почему бы об этом четко не сказать волнующейся общественности? Сокращения-то уже идут.

— Что значит «идут сокращения»? В больнице по уходу не нужны, например, гинекологи. Они должны пойти либо в поликлинику, где мы им предоставляем вакансии, либо в больницы, где сконцентрированы хирургические отделения.

— Но людям, которых сокращают, предлагают идти в санитары.

— Если вы про специалиста из той же 11-й, который написал об этом в интернете, то он физиотерапевт. А физиотерапию мы сохраняем в амбулаторном звене. Но ведь он не хочет туда пойти. И такой специальности — врач-физиотерапевт — быть не должно и не будет. Физиотерапия останется в поликлиниках, но врачей там уже не будет.

— Вы уже говорили о необоснованных госпитализациях, а сейчас, наоборот, поступают жалобы. Вы, наверное, тоже знаете, что отказывают в госпитализации.

— Если бы это было так, то разве за три года смертность от инфаркта миокарда в этом городе снизилась бы в три раза? В том числе потому, что 20 больниц оснащены рентгеноперационными. В ОМС должны остаться интенсивные койки, где есть все это. Моей маме прямо сейчас делают операцию на сердце. У нее инфаркт. Ее отвезли по обычной «скорой». Конечно, фамилия у нее моя, наверное, это сыграло какую-то роль. Но ее отвезли в самую обычную больницу, в 23-ю городскую клиническую. Я узнал об этом, когда ее уже привезли и отправили на операционный стол. Ей 88 лет. Вы поймите, что такой возможности не было в этом городе никогда.

Младенческая смертность в 2011 году была 6,4. Это при старом критерии живорожденности. Вы знаете, что это такое? Когда младенец больше одного килограмма весом считался живым. А теперь 500 граммов — живой. Знаете, какая у нас сейчас младенческая смертность? 6,1.

А средняя продолжительность жизни в Москве на шесть лет выше, чем в России. И уже точно такая же, как в Восточной Европе. В Чехии, например. Она ниже, чем в Западной Европе, но ненамного. Эти вещи надо оценивать. Это возможно только в том случае, если пациент попал в такую больницу, как 23-я, а не в 53-ю, не в 11-ю.

Знаете, как сейчас работает «скорая»? По принципу «Макдоналдса».

— То есть?

— Даже если это на другом конце города, но она привезет в ту больницу, где есть оборудование. Поэтому, если его нет в 53-й, нет в 11-й, они не могут участвовать в программе ОМС по интенсивным койкам. В этом и есть суть всей реформы.

А ориентиры заданы нам указом Путина о повышении зарплат врачам, который, признаюсь, очень тяжело выполним. Но если бы не этот указ, мы бы никогда не начали переаттестацию врачей. Там написано в указе: «врачи», — а у нас половина врачей не врачи. Это люди с медицинскими дипломами, неизвестно каким образом полученными. Простите за горячность. Но когда я учился в медицине, это была очень тяжелая учеба. Когда моя мать училась в медицине, это была очень тяжелая учеба. А сегодня она стала легкой. Поэтому и врачи у нас такие, на которых вы же все и жалуетесь. Не может больше так продолжаться. Да, будет тяжело какое-то время. Будет интернет, будут газеты, будут ваши журналы, я все это понимаю. Но это надо пережить и прийти к тому, как живет цивилизованный мир. Врач в поликлинике должен решать 70 процентов ваших проблем. Только 30 процентов надо отправлять к узким специалистам. А у нас в поликлинике очереди. А за счет чего эти очереди? За счет того, что врач-терапевт занимается тем, что выписывает больничный лист и дает направление к узкому специалисту.