Эксперт, 2014 № 05 - [40]

— Все просто: им нужна была тема любви или тема погони. Они просили работать с кадром, иногда на контрасте. И с тех пор требования не изменились, все то же самое. Тарковский, может быть, совершенно по-другому ставил задачу. Он говорил о философии дзен, как это было во время работы над «Сталкером». Но ничего конкретного, просто разговоры шли. Это были общие задачи, вопрос лишь в том, как они решались. Здесь от композитора очень многое зависело, что он может предложить по той же теме любви, это как Ромео и Джульетта или какое-нибудь другое чувство… И до сих пор ничего не изменилось, все так же.

— Музыка, которую вы написали для «Чужого среди своих» или для фильма «Раба любви», могла бы появиться сейчас или она соответствовала духу того времени?

— Это было задание Никиты, ему нужна была тема дружбы: «Тема дружбы, тема дружбы, давай там, напиши». Я пришел домой и тут же сходу ее и сочинил. Это редкий случай. Так же «Раба любви»: «Тема любви нужна». Но там у Никиты были некие намеки, помогающие мне найти решение: «Вознесенская — это изломанная душа». Слово «изломанная» тогда в меня запало, и такая же изломанная мелодия получилась. Иногда очень помогают некоторые фразы — чисто формальные, чисто технические, — но они помогают решить внутреннюю задачу. С «Рабой любви» было именно так: «Она должна быть чувственная, она должна быть изломанная». Задачи и до сих пор, я думаю, ставятся. От времени зависит только то, как ты ее решаешь. Сейчас я бы так и не смог. К тому же молодость, свежесть чувств.

— И все-таки, как влияло время на ваше творчество?

— Время не имеет никакого значения, в этом я убежден. Об этом еще Тарковский поставил замечательную картину «Андрей Рублев». Как раз основная задача, которую он иногда формулировал: «Гений не зависит от времени». Он мог оказаться в той России, которая была раздроблена, там была разруха, страх, а гений рос себе и рос, писал и писал. Я тоже в этом убежден: время никак не влияет. Гений может оказаться в самом неудачном месте. Это так же, как история Николы Теслы: сверхгениальный человек появился в Северной Словении, он был серб. Появился где-то в деревне, в семье священника. Откуда это в нем? А ведь это был, на мой взгляд, один из высочайших гениев, которые когда-либо рождались на земле.

— То есть, вы настаиваете, что вам удавалось оставаться независимым от общественных настроений?

— Я был зависим музыкально, политически — нет. Это меня не касалось никогда и сейчас не касается. На меня влияли группа Deep Purple, Скрябин, Дебюсси, Альбан Берг, Шенберг, но никак не политические настроения. Искусство к этому никакого отношения не имеет. Есть искусство, которое обслуживает политику, но это уже их дело.

— Можно ли говорить, что тогда существовал цех кинокомпозиторов? Вы чувствовали какую-то общность с теми, кто работает в этом жанре?

— Нет, мы же все индивидуально работали… Мы могли быть друзьями, приятелями, но каждый, что называется, писал в своей келье. Музыка, творчество — дело сугубо индивидуальное. Влияли ли мы как-то друг на друга? Может быть, но я этого не мог сказать. Я думаю, никто так не скажет. Каждый решал свои задачи, локальные, куда его приглашали.

— Как объяснить, что ваша музыка, а также творчество таких композиторов, как Рыбников, Гладков, Андрей Петров, Микаэл Таривердиев, оказалась такой популярной и «долгоиграющей»?

— Вы назвали фамилии талантливейших людей. Все они гении, я считаю, плюс еще мастеровитые невероятно. У них у всех роскошные школы. Все с консерваторским образованием, с блестящей композиторской техникой, это мастера, одареннейшие люди, другого мнения быть не может. Поэтому их музыка переживает время. Таривердиева нет уже, Петрова нет, но музыка их живет, не стареет.

— Был ли такой момент, когда один исторический период закончился, начался другой — и изменилась музыка?

— Нет, музыка не изменилась, она живет отдельно. Было видно, что страна сломалась, пошла вниз: ужасное время, может быть, самый трагический момент в ее истории, когда вокруг были только очень сильные недруги. Но музыка живет своей жизнью. Музыка — это некий идеальный мир, придуманный. Музыка — это величайшее завоевание человека, этого ведь не было никогда, это феномен придуманный, это мечта о некоем идеальном мире, об идеальном пространстве, которое уходит в область чувств, отрывается от тела, от всего. Это поиски Шамбалы, если выразиться высокопарно.

— Как влияет на композитора ситуация, когда музыкальный выбор стал слишком широк и очень трудно представить себе, что фильм выходит, а на следующий день все поют одну и ту же песню?

— Возможность репродукции стала такой, что в этом море можно потонуть. Сейчас интернет заменил собой все. Это стало второй жизнью, а может быть, даже первой. Все остальное стало частной жизнью интернета — и музыка, и все, что угодно. Все в интернете растиражировано настолько, что личность исчезла, но это такой период. Возможно, поэтому исчезли — на время, я надеюсь, — некие властители дум, которые были в шестидесятые, в семидесятые годы: художники, композиторы, — такие, какими были в свое время Штокхаузен, Стравинский. Это были светочи, а сейчас все это нивелировалось в общем потоке. Плюс еще одна вещь, которую принесла технология: музыка — это последний бастион в искусстве, который пал, когда нужно было долго и усердно учиться. Сейчас с помощью программ, которые помогают сочинять, можно реализоваться, не зная нот. Это как в поэзии: каждый из нас может сочинить для мамы, для своих родственников какой-то текст на день рождения, но это не поэзия. Так и музыка растворилась в вышедшей наружу энергии масс, которые хотят в ней реализоваться. Но все равно личности никуда не денутся, они будут подниматься над всеми, а сейчас просто некое безвременье. Но это временно, так не может быть.