Эксперт, 2013 № 40 - [8]

«О каком развитии может идти речь, если дефицитные регионы будут тянуть на себе все социальные обязательства? — возмущается заместитель министра экономического развития АндрейКлепач . — Нельзя делать инфляцию фетишем и подчинять любую ситуацию “бюджетному правилу».

Во имя безопасности

Сэкономленные на здравоохранении и образовании деньги министр Силуанов перебросил на финансирование армии и инфраструктуры. Расходы на оборону в 2014 году не только не уменьшатся, но вырастут на 391 млрд рублей, или на 18,6% по сравнению с нынешним годом, — до 2489,4 млрд рублей. За три года доля оборонных расходов в федеральном бюджете вырастет с 15,7% в 2013 году до 20,6% в 2016-м. Вместо 3,1% они будут составлять 3,9% ВВП.

Статья расходов «Национальная экономика», куда входит инфраструктура, увеличится на 391 млрд рублей, или на 14,4%. К этому можно прибавить еще 150 млрд рублей из Фонда национального благосостояния, на которые Минфин собирается купить инфраструктурные облигации. «Инфраструктура — возможность увеличить потенциальный рост, и государство должно активно в этом участвовать», — говорит директор департамента Минэкономразвития ОлегЗасов .

Не пострадают и так называемые социальные майские указы ВладимираПутина , на которые из госбюджета будет выделено 2,1 трлн рублей до 2017 года.

ВасилийЗацепин из Института экономической политики имени Е. Т. Гайдара отмечает, что столь значительные оборонные расходы далеко не всегда эффективны. «Прошлогодний оборонный заказ не выполнен на 20 процентов, а деньги все ушли», — подчеркивает он.

Спикер Госдумы Сергей Нарышкин уже заявил, что ожидает жарких дебатов по поводу проекта бюджета. Он подчеркнул, что полномочия нижней палаты парламента в этой сфере за последнее время были расширены, а значит, изменения в первоначальном проекте главного финансового документа страны не исключены. 

: Александр ПриваловАлександр

Александр Привалов

Александр Привалов

Удивительно всё-таки, что автора, родившегося двести лет назад и уже сто двадцать лет совершенно ничего не пишущего, столь многие продолжают поносить. Фонтан попсы, малограмотный шарманщик, клепальщик бессмысленных хитов и так далее, без конца, а почему? Взять хоть Беллини. Его мелодии тоже нравились (а иные и продолжают нравиться) публике, включая самую простодушную; его оркестр площе и тривиальнее, чем даже у взрослеющего Верди, не говоря уже о Верди старом, — вот у кого и вправду «ум-па-па» и «трень-брень», так это у Беллини. Но никому и в голову не придёт сказать, что Беллини — это Игорь Крутой своего времени. А про Верди подобные пошлости охотно говорят вполне культурные люди; конкретно эту, про Крутого, сказал известнейший оперный режиссёр. И ведь если взять его за пуговицу, он и сам согласится, что фраза глупая: ну кто бы вспомнил Крутого через полтора века? его и сейчас-то все забыли. Но припечатать автора «Травиаты» очень уж хочется — не устоишь.

При жизни его поносили, конечно же, куда свирепее. Даже благожелательная к нему критика слишком часто ставила предпоследнюю оперу в пример новой, как всегда бывает с мастерами, позволяющими себе развиваться. А уж те, кто пытался отвоевать у Верди толику места на афишах оперных театров, и вовсе не стеснялись в выражениях. Что писали о нём вагнерианцы, лучше не вспоминать, да и антивагнерианцы не отставали: вульгарность, тривиальность, скука, бледность... Простым опровержением всей этой брани служит то, что и составило важнейшую часть её основы: статистика. Первая же удачная опера Верди, «Набукко», за первый же сезон прошла в шестидесяти пяти театрах Европы. За те три десятилетия, что длилась основная часть карьеры маэстро (до долгого перерыва, за которым последовали «Отелло» и «Фальстаф»), в Италии поставили более полутысячи новых опер. Не канули же в Лету и продолжают появляться на сценах всего двадцать из них; двенадцать из двадцати — вердиевские. Никто не запрещает думать, что десяток поколений публики — и дирижёров! и певцов! — судит о достоинствах опер Верди глупее критиков и завистливых коллег маэстро, да только слово думать звучит тут как-то неуверенно.

Конечно же, дело не в одной зависти: сегодня она неактуальна, да и прежде не была главным мотивом. Противостояние Вагнер — Верди, чрезмерно раздутое малоценными персонажами, было на самом деле, и было вполне содержательным. Не пытаясь в трёх строках изложить сложнейшую главу истории музыки, приведу лишь один пример. Виднейший деятель той, через Альпы от нашего юбиляра, партии заявлял, что новое произведение не представляет никакой ценности, если не даёт хотя бы трёх не встречавшихся раньше аккордов. В глазах Верди такая позиция была бы немыслимой дикостью — да почему была бы ? Была. В его письмах нет-нет, да и мелькнёт сарказм по поводу новаций ради новаций, по поводу опер, сочиняемых не ради постановки, а ради клавираусцуга, не для публики, а для горстки соратников да для эстетствующих снобов. «Заявляю, что готов сделаться горячим приверженцем композиторов будущего, но лишь при условии, что их музыка будет не системой и не теоремой, а музыкой», — писал он уже под старость.