Эксперимент «Идеальный человек». Повести - [71]

- Не умно с Кимовой стороны. В двадцать три года девушке этого мало.

- Не хами!

- Нас трясло и швыряло, пожалуй, не меньше, чем на мерине.

- Гена, - сказала Тина, - ты веришь в эту затею?

- Какую затею?

- Ну, сеялку…

Я с удивлением посмотрел на невесту Кима. Что за сомнение накануне победы?

- Главное, в нее верит Кретов.

- А ты не думал о том, что мы можем остаться без дипломов?

- Не думал и не собираюсь думать. За нашей спиной Дмитрий Алексеич.

- А я думала. Глыбка, если мы пойдем против него, раздавит нас, как букашек. И Кретова тоже. Он здесь ничего не значит.

- Если у нас будет конечный результат…

- Конечный результат ничего не изменит.

- Рыков! Увеличь скорость! - крикнул сзади Ким.

Я прибавил газ. Затрясло сильнее. На одном из ухабов Тину бросило на меня. Ее лицо оказалось совсем рядом.

- Гена, давай делать борону…

- Брось дурить!

- Я боюсь, Гена…

- Не бойся! - крикнул я сквозь грохот и свист ветра. - Впереди слава и успех! Впереди прекрасное будущее! Да здравствует «Летучий Голландец»!

- Стой! - Донеслось сзади. - Стой, говорю! Семяпровод потеряли!

Я остановил трактор. Ким и Кретов пошли искать семяпровод. Тина, бледная, соскочила на землю.

- Извини, я больше не могу. Езжайте одни.

- Посиди здесь. На обратном пути мы тебя заберем.

Испытание сеялки шло отлично. За какие-то десять минут мы высеяли двадцать килограммов. Семена ложились строго по два-три в гнездо, пропусков не было. На втором круге голос трактора как-то ослаб, а в картере появились подозрительные стуки и ёканье. Вскоре стуки стали настолько явственными, что их услышал даже Ким и закричал:

- Эй! Останови! Что-то с трактором неладно!

Я сбросил газ. В картере уже скрежетало. Стрелка масляного манометра билась на нуле, как муха.

- Да глуши же мотор, индюк ощипанный! - заорал Ким.

Трактор напоминал остывающий труп. Из его брюха тоненькой струйкой, как черная кровь, бежало масло. Раной зияла дыра.

- Подшипники поплавились… - Ким неумело выругался. Стоишь - руки в брюки! Угробил трактор, и…

- Придержи язык, - сказал я.

- Да, да! Теперь конец всему!..

Ким сел на траву и обхватил голову руками. После вспышки у него всегда наступала обратная реакция. Подошла Тина и погладила Кима по пыльным волосам:

- Ну, успокойся. Может, они еще не поплавились.

- Отстань.

- Не сердись, Кимочка. Кто же виноват…

Из всех нас один Кретов оставался спокойным. Он осмотрел трактор со всех сторон, потом аккуратно заткнул дырку тряпкой и запустил мотор на малых оборотах. Внутри гремело и стучало.

- Да, - вздохнул Дмитрий Алексеевич. - Нужен капитальный ремонт.

- Это я виноват! - воскликнул Ким. - Я не проверил пробку. Эх, дурак, дурак!

- С кем не бывает, - сказал Кретов.

Возвращение наше напоминало похоронную процессию. Мерин тащил трактор, как катафалк. Возле гаража мы расстались. На глазах Кима были слезы.

- Идите по домам, ребята, - посоветовал Кретов. - Надо отдохнуть. Предстоит тяжелый день.

- Мы вас не выдадим, Дмитрий Алексеевич, - заверил я. - Скажем, что сами взяли. Ведь оно таки было.

Ким тронул Кретова за плечо.

- Простите нас, Дмитрий Алексеевич, что так получилось. Но мы действительно не скажем никому. Я даю слово.

Кретов усмехнулся:

- Идите, идите, ребята. Это уже не вашего ума дело. Я и не в таких переплетах бывал.

Когда мы утром явились в институт, он был полон слухов. По коридорам метался бледный, с остановившимися глазами Косаревский, хватал каждого за рукав и доказывал, что он не виноват. От важности у старшего лаборанта и следа не осталось.

Говорили всякое, но большинство склонялось к мнению, что тут налицо свинья. Кто-то из врагов или завистников Косаревского подложил ему свинью. Косаревский составил список своих врагов и бегал с ним, постоянно вписывая и вычеркивая фамилии. Он собирался передавать его в уголовный розыск. Глыбка еще не пришел. Кретов тоже.

Четкого плана, как жить дальше, у нас не было. До прихода декана мы решили провести совещание и с этой целью удалились в столовую.

В большом зале было почти пусто. На полу пыльными львиными шкурами лежали квадраты солнца. На люстре сидел воробей, чирикал и вертел во все стороны головой. Он выглядел очень довольным - наверно, потому, что питался бесплатно.

- Пусть первым говорит Ким, - предложил я. Ким откинулся на спинку стула. Я вдруг заметил, что он сильно похудел. Лицо его, и так длинное, еще больше вытянулось, скулы выперли наружу, и только одни глаза, большие и влажные, как у больного, лихорадочно блестели.

- Во-первых, надо опередить Кретова. Пойти самим к Глыбке и все рассказать.

- Принимается, - сказал я.

- Принимается, - сказала Тина.

- Во-вторых, не впутывать Косаревского. У парня может полететь аспирантура.

- Принимается.

- Принимается.

- В-третьих, сказать Глыбке, что мы, конечно, виноваты и готовы понести наказание, но он тоже виноват. Почему он упорно не давал нам трактор. Мы же не для себя стараемся. У нас тема государственной важности!

- Ну что ж, - сказал я. - Можно рискнуть подискутировать с Глыбкой.

- Я не согласна, - сказала Тина. - Это лишне. И ничего не даст.

- И в-четвертых, - невозмутимо продолжал капитан, - сказать ему, что над сеялкой мы работать не бросим, несмотря ни на что. Пока есть возможность, надо использовать мерина. Если подкормить его, километров двадцать пять он даст. Я жертвую стипендию.