Эксперимент - [309]

– Я имею право на слово, но на всякий случай, мне придется тебя зафиксировать, чтобы ты больше не лупила меня по лицу. – Прошептал он ей в самое ухо, крепко прижав к груди и разглядывая даль. – Ты чертов вирус, Лилит! Ты чертов, хренов вирус, жрущий меня всего, понимаешь, всего? И каждый раз, когда я нахожу какое-то решение, противоядие против тебя, ты берешь и мутируешь, приобретая другие формы, штаммы, качества и свойства. И я, как ученый-самоучка ищу, снова исследую, выискивая бесполезное лекарство. Вы живые, с чувствами? Да вы прогнившие трупы, хуже любого вампира, в вас куча трупного яда, который впрыскивается в кожу с идиотским вирусом вроде тебя, и все! Все, дальше ничего нет! Ты знаешь, как я сам бы хотел избавиться от тебя? Знаешь, сколько раз я хотел убить тебя, и сколько раз я пытался это сделать? Знаешь, сколько раз я хотел уйти? Хоть это и не в моем стиле, я никогда не убегаю от проблем, потому что им наплевать, они найдут тебя в любом случае. Знаешь, сколько раз я хотел отойти куда-нибудь на минутку и не вернуться никогда? Знаешь, сколько раз я пытался любить других женщин? Но я не могу ничего сделать, потому что по моим иссохшим венам скачет твой чертов вирус, неизлечимый, непобедимый, настоящая, черт, загадка для ученых! И ты смеешь говорить мне такие вещи, которые ты сейчас сказала? То есть окажись я на твоем месте, было бы все нормально, да просто идеально. Но вот не задача, я не на твоем месте! А ты как всегда не в лучшем положении. Каждая твоя идиотская ловушка и западня, заканчивается тем, что ты сама практически оказываешься в ней, а винишь потом меня! Ты когда-нибудь вообще сама бываешь виновата, или у тебя постоянно кто-то виноват, но только не ты?

– Я… – пискнула Лилит.

– ЗАМОЛЧИ! – он прижал ее еще сильнее. – Замолчи, слышишь, замолчи! И никогда больше не открывай рот! Я не хочу тебя слышать, чувствовать, я вообще не хочу тебя. Я просто хочу, чтобы ты стояла в доме, как третья пальма, красивая, безмолвная и вечная. Как бы я хотел уничтожить тебя, сохранив твое лицо и тело, знаешь, как чучело… Замолчи, Лилит… прекрати пищать, иначе я тебя придушу. Со стороны это выглядит, как будто мы просто обнимаемся и никто ничего не заметит. А если даже и заметит, то все равно пройдет мимо, потому что вы, люди, настолько чувствительны, у вас есть сердца и они гоняют кровь…и вы теплые, но вам настолько наплевать друг на друга! Так что помоги сама себе, просто ЗА-МОЛ-ЧИ!

Лилит и вправду становилось труднее дышать, и она решила перестать пищать и дергаться, ибо с каждым ее движением и писком, разъяренный вампир прижимал ее к себе все сильнее и сильнее. Но в ее венах уже бегали счастливые нотки, потому что он разозлился, потому что все, что он сказал, он чувствует, и ему тоже больно от своей слабости и нерешительности. И все это успокаивало Лилит. Ее успокаивало то, что ей не одной плохо.

Вообще когда кто-то еще страдает наравне с кем-то, сразу становится как-то легче, чувство одиночества куда-то пропадает, и не так плохо становится на самом деле. Человечество любит страдать вместе, оно даже иногда забывает, что страдает. Поэтому слово «конец света» особо-то никого не пугает, подыхать сразу, вместе, со всем миром – прекрасно, главное вместе. А иногда настигает сильнейшее разочарование, ведь кому-то может, везет больше. Падает самолет, кто-то сидит и в ужасе думает «я сейчас умру», а потом видит вокруг себя еще человек сто двадцать, и они все тоже умрут, и кто-то из-за этого себя чувствует уже лучше. Но настоящая беда случается тогда, когда кто-то умирает, а кто-то берет и выживает, или кого-то врачи собирают по кусочкам, а кто-то всего лишь царапину йодом мажет. А изначально умереть должны были все. Ну что поделать, если люди любят делиться друг с другом только говном. Подыхать – так вместе, а получать огромный мешок денег – так это «я один справлюсь». И так как Левиафан наслаждался явно не денежным мешком, а скорее мешком с фекалиями, которыми также наслаждалась Лилит, ей стало намного легче внутри.

– Мы едем домой, и там поговорим! И лучше не перечь мне! – прошептала он ей на ухо, подтащил к машине, заснул на сиденье и сел за руль.

– Лилит! – взглянул он на нее.

– Отстань от меня! Правда, Левиафан, отстань… Пожалуйста, отстань… – она не выдержала и зарыдала, закрыв лицо руками.

Вампир отвел глаза в сторону и решил смотреть на дорогу, которая на него никак не реагирует, молчит и не рыдает. Если Лилит успокаивалась за счет истерики, то Левиафан наоборот злился еще больше. Он несся на всех парах, скрипя зубами, пытаясь отвлечь себя от этих хлюпающих и вздыхающих звуков. Но все было бесполезно. Хоть Лилит и рыдала тихо, потому что она не нуждалась в лишнем внимании, Левиафан все равно все слышал так, как будто в мире больше не было ни одного другого звука, кроме слез.

– Хватит! – крикнул он, ударив по рулю, оскаливая длинные, острые зубы, и почти прокусил нижнюю губу. – Хватит этих вздохов, хватит этих слез! Ты сделана изо лжи, Лилит! Я не верю тебе ни на грамм и не желаю слушать эти всхлипывания.

Она резко обернулась к нему, затем открыла бардачок, и все что там было, полетело в вампира. Он что-то кричал, она кричала тоже, и никто не мог остановиться. В салоне машины блуждали две ненависти, которые душили друг друга голыми руками, но убить не могли, так как ненависть действительно бессмертна.