Эксперимент - [307]

Лилит отвела глаза в сторону и стиснула зубы. Она жалела, что в тот момент нахального лица вампира не было рядом, потому что ей очень хотелось дать ему по зубам.

– Забирать ты меня отсюда не собираешься? – спросила Лилит, сделав, наконец, вид, что она ничего не слышала.

– Собираюсь… как только ты попросишь об этом! – твердо заявил Левиафан и прекратил играть, насторожившись, чтобы не пропустить ни одного слова.

Лилит вся стала багрового цвета, от макушки чуть ли дым не шел. Внутри все закипало с такой скоростью, буквально протестуя всем законам физики.

–… Забери меня отсюда. – Еле слышно прошипела она, уставившись в белую стенку озлобленными глазами.

Левиафан растянулся в довольной улыбке и выглянул в окно. С такого ракурса он был похож на самого антихриста, необыкновенно красивый, безудержно притягательный, огненно-страстный и, безусловно, подлый и коварный.

– Нет. – Медленно произнес он отказ, оскаливая зубы.

Лилит успела поймать свою челюсть, пока та отваливалась от шока и удивления.

– Что? – вскрикнула она.

– О, вот так-то лучше! Я сегодня просто плохо слышу…

– Пошел ты! – терпение у девушки лопнуло и она повесила трубку, если так можно сказать.

Как только за ее спиной закрылась железная дверь, Лилит со всей силы ударила кулаком в стену и взвизгнула от боли. С костяшек сразу же куда-то сбежала вся кожа, оголив нижний слой и выпустив немного крови. Боль мгновенно окутала весь кулак, слегка охладив содранные места. Лилит сразу же схватилась за руку и опустилась на колени, рыдая и шепча что-то неразборчивое.

Внезапно ей стало страшно за свое будущее и обидно за себя. Самолюбие просто рыдало от обиды и оттого, что его так сильно унижали. Лилит просто сидела на коленях посреди грязной и холодной камеры. На мгновение ей даже захотелось умереть, закрыть глаза и никогда больше не открывать их снова. Ей казалось, что ее предал весь мир, причинив невыносимые страдания. Внутри ужасное чувство, которое схватилось руками и ногами за пучки нервов и драло их в разные стороны, жутко крича и ревя при этом. Нервы болтались из стороны в сторону, нанося боль, не было сил избавиться от всего этого. Как можно избавиться от самого себя? Ведь так страдать может только обиженное, оскорбленное и униженное «Я». И оно настолько обозлилось на весь мир, что даже думать ни о чем не могло, кроме собственных страданий, терзая тело на части, как собаки, разрывая зубами плоть, наплевав на ощущения жертвы.

И вот, когда наступает такой момент, наполненный больными чувствами, кажется, что жизни больше не будет, что легкие уже больше никогда не смогут наполниться чистым кислородом. Хочется превратиться в мумию, сразу же иссохнуть, не взирая на молодость. Кажется, что сведенные пальцы на ногах никогда больше не расслабятся. Электрический импульс, судорожно сокращающий мышцы, никогда не покинет тело. Мини апокалипсиса, конец света одного создания, его тела, его жизни.

Безразличие подло скрылось. Можно плевать на всех без оглядки, чем все и занимаются. А попробовал бы кто-нибудь плюнуть на себя! При этом судорожно не просчитывая ходы и итоги выгоды, которую можно поиметь, плюнув на себя. Безразличие и «Я» работают вместе только тогда, когда они объединены против кого-то другого, против друг друга они никогда не смогут пойти. И всем певать, что происходит вокруг, кто умирает, кто рождается. Кому какое дело? Миру глубоко начихать на кого-то конкретного. Кто он такой, чтобы целый мир одного человека обратил свое драгоценное внимание на другого? Кажется, что в целом мире человеческих миров нечего делать таким товарищам, как Люцифер или Иисус. Кто они? Кто они такие по сравнению с эгоцентризмом человека? И все старательно берегут свое «Я» – своеобразное кощеево яйцо. Разбей «Я» и считай человека больше нет. Он падает плашмя на пол и трясущимися руками начинает собирать свое разбитое на частички «Я», что-то клеит, а что-то приходится и выкинуть, и в итоге уже получается чужое «Я». Но очень тяжело добраться до тайника, в котором спрятано «Я».

Левиафан напролом, продираясь сквозь к тернии к звездам, без жалости и сожаления к себе, почти нашел этот тайник. Он уже стукнул в дверь, за которой находится «Я». Но вот вопрос: а оно ему зачем? Что получает человек, разбив чье-то самолюбие, эго? Эстетическое и моральное удовольствие? Или это сильная и совершенно не нужная демонстрация характеров, которая обычно приводит к глобальной не совместимости. А раз он уже ломится в дверь, за которой стоит драгоценный сундук с эго, то рано или поздно дверь откроется, и эго убьют. А что происходит, когда эго не ранено, а когда оно мертво, убито, его вообще нет? Нет больше и его хозяина.

Лилит их отношения напоминали армию, где все время идет подавление чей-то личности, чьего-то достоинства и характера. Но она слишком любила свое «Я», чтобы так просто открыть дверь и позволить его уничтожить.

– Hallo, Sebastian… – Он набрал номер своего немецкого друга. – Wiegeht’sdir? – Левиафан включил громкую связь и развалился в кресле.¹⁹

– Recht gut. Danke. Was gibt’s?²⁰

– Ich will sie ermorden…Ich bin so müde. Es konnte so nicht weiterlaufen.