Экспедиция в любовь - [26]

Она подняла голову и заглянула в светло-голубые глаза Вадима. Сейчас они не были такими невозмутимо холодными, как обычно, — его взгляд был согрет нежностью. Маша твердо сказала только одно слово:

— Да.

Оба они знали, что это означает.

Долгое время после возвращения из Домбая Маша вспоминала об этой поездке как о волшебной сказке. Сказочные заснеженные вершины, уютная обстановка горного лагеря, веселая компания таких же молодых ребят, как и они сами, — все это было днем и вечером. А ночью… Уже несколько лет спустя Маша признавалась себе в том, что ей в чем-то повезло. Такой нежный, страстный, чуткий любовник, как Вадим, — это еще надо поискать. Ей не пришлось преодолевать никаких психологических барьеров, и Вадим научил ее получать полное наслаждение от близости. Им было очень хорошо вместе.

Постепенно все входило в свое русло. После возвращения в родной город оба продолжали учиться, встречаться каждый день, однако повседневные заботы вовсе не сделали их отношения обыденными, и наскучившими. Каждая встреча с Вадимом, пусть даже они расстались лишь накануне, была для Маши праздником, которого она начинала ждать с момента вчерашнего прощания.

Единственное, что Маше не понравилось в Вадиме, — это его мать. После первого визита к нему домой Маша старалась под благовидными предлогами отказываться от его приглашений, что было не слишком сложно, так как жил он на другом конце города.

Хрупкая, изящная, моложавая, Лидия Эдуардовна была самой любезностью, но от нее веяло каким-то холодком. Вадим был очень похож на мать тонкими чертами лица, светлыми волосами, цветом и формой глаз, и Маше неприятно было видеть, как сдержанность ее любимого отражается в холодности его матери.

Лидию Эдуардовну очень заинтересовала семья Маши, и она подробно расспрашивала девушку о ее родителях. Маше почему-то показалось, что услышанное не слишком удовлетворило ее — по совершенно непонятной причине. Впрочем, об этом она долго не размышляла, ей вполне достаточно было любви самого Вадима, чтобы еще заботиться о впечатлениях его матери.

Летом Маша отправилась в учебный лагерь вместе со всеми первокурсниками, а Вадим уехал на преддипломную практику под Архангельск. Эта длительная разлука стала для Маши настоящим горем, утешить которое на время могли лишь полные признаний в любви письма Вадима. Зато какой была встреча!

С сентября все снова пошло по-прежнему. Маша тихонько мечтала о том, что, когда Вадим окончит институт, они поженятся. Первым ребенком у них будет мальчик, светленький, голубоглазый… С Вадимом она об этом не заговаривала, считая, что все и так само собой разумеется.

Почти незаметно подошел к концу и этот учебный год, полный событий: были и лекции, и сессии, и февральский грипп, и лыжная база, и майские пикники на большом озере неподалеку от города — и, конечно, Вадим. Правда, в апреле у него стало гораздо меньше времени для встреч с Машей — нужно было вплотную заниматься дипломной работой.

Сначала она видела его раз в два дня, потом — в три. А потом наступил момент, когда он пропал на целую неделю, позвонив за это время всего два раза. Маша не понимала, что происходит. Ну хорошо, он занят, у него на носу защита диплома, но позвонить-то вечером хотя бы раз в день он ведь может, это не требует много времени.

При встрече она спросила об этом Вадима. Тот, отводя глаза в сторону, ответил что-то маловразумительное про усталость, запарку и все такое в этом роде. На следующей неделе повторилось то же самое. Маша, не выдержав, после долгих сомнений позвонила ему сама.

Трубку сняла Лидия Эдуардовна.

— Да? — послышался ее ледяной голос. — Кто? Ах, Маша… Вадик очень устал и уже спит. Вы, Маша, должны понимать, что сейчас ему необходимо заниматься только учебой. Да, я непременно передам ему, что вы звонили.

На следующий день в дверь Машиной комнаты постучал отчим:

— Вот, дочка, тебе письмо. Странное какое-то — лежало в почтовом ящике, а штемпеля никакого нет. На, возьми.

Маша взяла письмо и прикрыла дверь. Почему-то ей совершенно не хотелось вскрывать этот обычный белый конверт с изображенной в углу фиалкой. Честно говоря, ей стало просто страшно, как будто конверт этот таил в себе какую-то опасность или ужасную весть. А если не вскрывать его, может, и обойдется…

Сделав решительное усилие, Маша надорвала край конверта и вытряхнула из него листок, исписанный лишь с одной стороны. «Маша, милая моя Машенька! Впрочем, я больше не имею права тебя так называть. Маша, хочу признаться тебе в том, что я — законченный подлец и совершенно тебя не стою. Мы не должны больше встречаться — это все, что я могу тебе сказать. Прощай. Я не надеюсь на то, что когда-нибудь ты простишь меня, да я этого и не заслуживаю. Вадим».

Маша прочитала это короткое письмо, не поняв в нем ни слова. Перечитала вновь. Смысл написанного до нее дошел, но верить в это она отказывалась. Она не понимала ничего, кроме того, что на нее обрушилось такое горе, которого она не испытывала никогда в жизни. Казалось, что она была оглушена сильным ударом.

Держа в руке белый листок, она вышла из своей комнаты, прошла по квартире, не понимая, зачем она это делает, посмотрела на отчима невидящим взглядом и вернулась к себе. Геннадий Егорович, видя, что с дочерью творится что-то неладное, побежал за ней.