Экспедиция «Улисс» - [8]

Лоцманы и рыбаки района Дарданелл расскажут вам, что ветер в проливе 250 дней в году дует с севера на юг. В ту же сторону направлено течение, соединяющее Мраморное море с Эгейским. Его скорость достигает трех узлов, и для корабля бронзового века было немыслимо идти против ветра и течения. Я убедился, что нам на редкость повезло в прошлом году, когда мы шли по следам Ясона и его аргонавтов из Эгейского моря в Мраморное. В тот раз нам благоприятствовал столь редкий здесь южный ветер, увлекая «Арго» вперед по поверхности моря со скоростью шесть-семь узлов, хотя берега уходили назад наполовину медленнее, потому что вода-то текла в противоположную сторону. Нечастые южные ветры и встречное течение во многом определили выбор места для основания Трои. Древним судам приходилось по много дней стоять у южного входа в Дарданеллы, выжидая, когда перемена ветра позволит продолжать путь. В районе временной стоянки устраивались импровизированные рынки, налаживался обмен товарами — и появился город. Некоторые историки полагают, что гаванью служил тогда не исчезнувший ныне просторный залив, а бухта Бесика, расположенная за мысом дальше к югу. Однако они не учитывают сильное течение в Дарданеллах, которое, разветвляясь по выходе из пролива, затрудняло движение судов, идущих на север из Эгейского моря. Наиболее мощная ветвь направлена как раз в сторону бухты Бесика, так что войти туда на веслах и под парусом совсем не просто. Уж, наверное, опытные древние кормчие предпочитали избранный также Ясоном и аргонавтами северный маршрут в обход острова, известного теперь под названием Гокчеда. Естественно было, бросив якорь в большом заливе, надежно защищенном от неблагоприятных ветров и течений, занять идеальную позицию, чтобы воспользоваться первыми же дуновениями ниспосланного богами южного ветра, который позволял покинуть стоянку и идти галсами вверх по Дарданеллам.

Второй урок, которому меня научила Троя, связан с знаменитой историей долгого и успешного в конечном счете поиска этого полумифического города. Главная заслуга в «открытии» Трои принадлежит Генриху Шлиману. Состоятельный коммерсант, он занялся археологией, твердо уверенный, что в основе «Илиады» и «Одиссеи» лежат подлинные факты, хотя большинство ученых специалистов считали обе поэмы чистым вымыслом. Движимый наивным романтическим убеждением и наделенный к тому же поразительной энергией, Шлиман, не жалея средств и здоровья, приступил к поиску реальных свидетельств того, что Агамемнон, Менелай, Нестор, Улисс и прочие герои действительно жили на свете. Сначала он на Ионических островах (где мы еще встретимся с ним) искал места, связанные у Гомера с возвращением Улисса на родину, а в 1870 году начал копать Трою и вскоре ошеломил специалистов, обнаружив остатки легендарного города на холме Гиссарлык (что означает «крепость, дворец»). «Найти» Трою Шлиману помогло эффективное сочетание логики, интуиции, уверенности в себе и широкое заимствование идей предшественников, которые до него прочесывали этот район в поисках неуловимого города. Он преуспел там, где потерпели неудачу куда более ученые мужи, преуспел не столько даже потому, что верил в Трою, сколько потому, что учитывал все содержащиеся в поэмах Гомера ключи в комплексе, не отдавая предпочтение лишь какому-то одному.

Ключом, который вводил в заблуждение большинство предыдущих исследователей, была весьма примечательная топографическая деталь, упоминаемая Гомером: наличие у Трои горячих и холодных источников. В 1785 году французский ученый Шуазель-Гуфье заявил, что нашел горячие источники у деревушки Бунарбаши (в пяти километрах к югу от настоящей Трои). Рядом с источниками возвышался холм, увенчанный древней цитаделью. Многие путешественники затем посещали это место, не сомневаясь, что именно здесь помещалась Троя, и находя все новые детали, по видимости согласующиеся с текстами Гомера. Однако они ошибались. Главным изъяном их заключения было то, что указанный пункт расположен слишком далеко от рек Скамандр и Симоне, которые, по словам того же Гомера, протекали около города. Чтобы точно определить, где находилась Троя, требовалось сочетание нескольких примет, включая взаимное расположение источников, рек, гавани, береговой полосы. Нерушимо веря, что Троя во всем должна отвечать описанию в «Илиаде», Шлиман отверг ложный ключ, стал искать в других местах и нашел то, что другие проглядели. Урок для нас: для привязки мест, описанных в «Одиссее», в каждом случае стараться выявить ряд согласующихся признаков, не доверяясь единичным приметам.

Романтическая вера Шлимана в реальную основу гомеровских поэм была вознаграждена блестящим успехом, когда новообращенный археолог нашел Трою. Но особенно поразительно то, что для этого достаточно было организовать раскопки в точке, обозначенной крестиком на «Карте Спрэта». Через пять лет после открытия источников, ставших причиной всеобщего заблуждения, другой ученый путешественник определил местоположение древнегреческого города, который назвал «Новый Илион» в честь воспетой Гомером Трои. И когда гардемарин Спрэт составлял свою превосходную карту, он, явно по совету ученого немецкого коллеги, пометил это место крестиком и написал: «Илиум Новум?» Здесь сохранились развалины классических греческих строений, и на поверхности земли лежали черепки превосходящей их по древности керамики, однако прошло еще тридцать лет, прежде чем кому-либо пришло в голову зарыться в глубь холма, чтобы проверить, не находится ли под новой Троей более старая. Таковы обстоятельства, приведшие к открытию собственно Трои, и трудно назвать более яркий пример недооценки очевидного. Так что нам на борту «Арго» следовало помнить о необходимости принимать во внимание даже самые простые, напрашивающиеся в первую очередь объяснения.